Прикосновение - Анита Шрив Страница 8

Простые задачи кажутся монументальными, расстояния непреодолимыми, как будто она заново учится ходить после долгой болезни. Когда вода доходит ей до пояса, Сидни прислушивается к накатывающим волнам. Она пропускает одну, затем вторую. Упирается ногами в серфинг и наблюдает за приближающимся зубастым гребнем. За долгие годы ее тело отлично усвоило этот урок. Выбрав момент, Сидни взмывает на гребень.

Рев в ушах, абсолютная чернота воды. Она полностью утратила контроль над ситуацией и не смогла бы освободиться от волны, даже если бы очень захотела. Прибой кажется ей живым существом, у которого есть одна-единственная цель — с сумасшедшей скоростью нести ее вперед. Сидни еще никогда не испытывала такого ужаса и такого восторга.

Она машет руками, выгибает спину и делает вдох. Она на пляже, под ней зыбкая песчаная поверхность.

— Бог ты мой! — говорит Сидни, вытирая мокрые глаза.

— Все в порядке? — интересуется Бен, которого тоже, видимо, выбросило на берег.

— Это невероятно.

Но Бен уже умчался, горя непреодолимым желанием прокатиться еще. Сидни высматривает Джеффа, но его нигде не видно. Внезапно она осознает, что утонуть здесь гораздо легче, чем она предполагала: верная смерть без надежды на спасение.

Сидни изучает топографию океана, как охотник ночной лес. Ей удается оседлать вторую волну, затем третью, а потом она перестает считать. Время от времени Сидни зовет братьев и слышит в ответ ободряющий возглас.

— У меня нет сил! — спустя некоторое время кричит она. Она едва держится на ногах. Ей хочется упасть на колени, предоставив волнам катиться через нее. Выползти на сухой песок и заснуть.

— Еще одна! — кричит кто-то.

Сидни смотрит на океан. Чувство соперничества, а может, гордости толкает ее вперед. Она не сдастся первой. Сидни дрожит и съеживается от холода на восточном ветру (теперь уже восточном). Она срывается с места. Раскачивается из стороны в сторону, выбирая момент. Выжидает: ей нужна волна повыше. Вдали показался отороченный белыми кружевами высокий гребень. Сидни складывает руки и хладнокровно выжидает. Когда волна уже готова ее накрыть, девушка взлетает на гребень.

Опять ее окружает кромешная тьма. Головокружительная скорость. Под собой Сидни ощущает неясные очертания, плоть. Плоть скользит вдоль ее тела, касаясь, ощупывая ее. Девушка пытается вырваться из мощного потока, но не может. Если бы она могла, она бы закричала.

Сидни пытается стать на колени. Во рту и в носу у нее вода. Сидни поднимается, но спотыкается. Она вынуждена ползком выбираться из воды.

«Может, это была рыба? — с бьющимся сердцем гадает она. — Акула?»

Девушка оживляет прикосновение в памяти. Она помнит что-то скользкое на правой груди, животе, лобке, бедре. Мимолетное, но преднамеренное прикосновение. Теперь Сидни уверена, что это была рука. Она опять прокручивает момент в памяти. Это было труднодостижимым, а значит, не могло быть случайным.

Она стоит на пляже. Ей не хочется никого окликать. Ее руки покрыты гусиной кожей. Сидни не знает, где ее одежда, как далеко волны отнесли их троицу. Освещенные окна коттеджей уходят вдаль влево и вправо от нее. Она могла бы дойти до волнореза и на ощупь добраться до коттеджа Эдвардсов. Но тогда ей придется подняться на веранду без одежды, в мокром купальнике, с мокрыми волосами и ногами, облепленными песком. «Может, это и в самом деле была рыба», — думает она.

— Эй! — слышит она голос. — Сидни?

— Я здесь, — шепчет она, а затем, прочистив горло, произносит погромче: — Я здесь.

Она ожидает и вскоре видит очертания идущего к ней человека.

Ей хочется спросить: «Это был ты?»

Теперь она уверена, кто-то касался ее. Украдкой. А значит, не хотел, чтобы его опознали.

Она ожидает, пока можно будет идентифицировать очертания. Бен тоже пошатывается.

— Вот это да! — говорит он. — Это было потрясающе!

— Где Джефф? — спрашивает Сидни.

Бен зовет брата, выжидает мгновение, зовет еще раз. Джефф отзывается, но его еле слышно. Его отнесло гораздо дальше, чем Сидни.

— Тебе холодно, — говорит Бен, протягивая к ней руку.

— Нет, мне хорошо, — говорит Сидни, выскальзывая из-под его руки.

«Значит, Бен, — понимает Сидни. — Джефф был слишком далеко».

На следующее утро все окутано туманом. Настойчивые сгустки льнут к ограде, как часовые, окружающие дом. Сжиженный воздух ручейками стекает по оконной сетке. Астматика никто не осудил бы, если бы ему показалось, что он тонет. Менее чем через десять минут береговая линия исчезает. Исчезает весь Атлантический океан. Сидни слышит прибой, но она его не видит. Случись заехать гостю, ему придется принять на веру вид, открывающийся из окон.

Сидни жаль семью, живущую всего в четверти мили от Эдвардсов. Она видела, что там возвели шатер и растянули полотнище, гласящее «Свадьба Кристофера и Рапп». Она представляет себе, как эти люди готовились к свадьбе на открытом воздухе. Интересно, смогут ли гости разглядеть стоящую у импровизированного алтаря невесту? Замысловатые прически продержатся не дольше нескольких секунд.

Братья вместе отправляются на пробежку. Сидни посчастливилось разминуться с ними в прихожей. Вообще-то она виртуоз во всем, что касается выбора наиболее удачных моментов. Ей, например, удается появиться на кухне после того, как позавтракали Эдвардсы, но прежде, чем туда спустились гости.

Когда Сидни заходит на кухню, ее встречают крошки вокруг тостера, незакрытая масленка на кухонном столе, тарелки с остатками нарезанных груш в раковине. Чашка из-под кофе с засохшими кругами красуется на краю стойки, указывая на то, что Бен завтракал стоя. Откуда Сидни знает, что из всей семьи именно Бен мог завтракать стоя и к тому же ограничиться чашкой кофе?

Короткая подъездная дорожка, ведущая к задней двери, вся заставлена машинами: красно-коричневое «вольво» миссис Эдвардс, «субару аутбек» мистера Эдвардса, серый «сивик» Сидни, черный «ленд ровер» Бена. Сидни интересно, какой автомобиль у девушки Джеффа. Она довольно долго размышляет на эту тему. Вполне вероятно, «пассат», но скорее всего «лексус». Сидни надеется, что это «лексус». Она представляет Викторию невозмутимой блондинкой, хотя, если честно, ей не удается вообразить Джеффа с девушкой. Дело не в том, что она считает, будто он недостоин иметь девушку или недостаточно привлекателен. Просто не может себе этого представить.

Сидни выходит на веранду с чашкой чая и оккупирует тиковый стул с белой подушкой. Из дома доносится сдержанно-раздраженный голос, пытающийся разрешить проблему утерянного ключа.

«Я уверен, что он был у меня в кармане. Ты стирала мои вещи?»

(Троя. Много лет назад. День поминовения. Ее отец потерял ключ. Или это была мать? От квартиры? От машины? От чего еще могли быть ключи у ее родителей? Еле сдерживаемое напряжение от невыносимой духоты взрывается, как будто в честь погибших. Сидни (ей одиннадцать лет?) сидит снаружи на цементных ступеньках крыльца. Идентичные ступени украшают все остальные дома на этой улице. Сквозь открытое окно до нее доносятся приглушенные обвинительные слова отца, истерический голос матери. Они ссорятся не из-за ключа, а из-за обманутых ожиданий. Сидни и в самом деле услышала слово «еврей», с силой запущенное матерью? Когда ее отец познакомился со своей будущей женой на концерте в Рассел Сейдже [11], он жил в Трое и работал в альтернативной газете. Мать Сидни полагала, что он писатель. Он был уверен, что она художница. Отец был немногословен и поселился с ней в многоквартирном доме. Это было вполне приемлемо для молодой пары, ожидающей ребенка и стремящейся реализовать свои планы… Вот он перешел на крик… Он и в самом деле только что назвал сумочки матери «кричащими» и «безвкусными»? Родные матери Сидни жили в Коннектикуте и отказались приехать на свадьбу своей беременной дочери и еврея из Трои, захолустного городишка, еще более неприемлемого, чем религия жениха. Если он родился евреем, тут уж ничего не поделаешь, рассуждали они, но кто виноват, что он живет в Трое?