Клеопатра и Антоний. Роковая царица - Наталья Павлищева Страница 8

Молодой человек не отличался ни красотой, ни крепостью, напротив, его вид выдавал книжного червя, увлеченного чем угодно, только не физическими упражнениями. Так и было, вольноотпущенник Квинта, бывший раб, которого, обнаружив у него страсть к ораторскому искусству и литературным трудам, Цицерон сам воспитывал, обучая правильному сложению слов, в решающую минуту спокойно предал своего учителя.

— Господин… — он показал центуриону на группу людей, поспешно удалявшихся с носилками по дорожкам сада в сторону моря.

Герентий с солдатами бросился следом, а Лаена сначала поинтересовался:

— Как тебя зовут?

— Филолог.

Увидев, что их догоняют, Цицерон приказал поставить носилки на землю и не оказывать сопротивления, прекрасно понимая, что это бесполезно.

— А… Попиллий… Я помню тебя.

За головой Цицерона действительно отправился военный трибун Попиллий Лаена, которого Цицерон когда-то защищал в суде от ложного обвинения в убийстве отца. Защищал и спас Попиллию жизнь. Но сейчас это не играло никакой роли, Герентий и Лаена пришли за его жизнью и возьмут ее.

Цицерон выставил голову как можно дальше из носилок и попросил об одном:

— Только сразу, Герентий.

Вот уж чего не ожидали убийцы, так это такой готовности. Сразу не получилось, опытному центуриону, не раз лишавшему жизни врагов в бою, понадобились три удара, чтобы отделить голову оратора от его туловища.

— И руку, — напомнил Лаена.

— Какую? Какой он писал, правой или левой?

Лаена чуть посомневался и распорядился:

— Руби обе, пригодятся.

В дом к Марку Антонию и Фульвии принесли необычный дар. Следом за центурионом Герентием раб нес большой поднос, накрытый тканью. По тому, как он обращался с ношей, было понятно, что там нечто ценное. Приятели, увидевшие входившего в дом Герентия, поинтересовались:

— Что несешь?

Тот лишь отмахнулся.

Через несколько минут он уже протягивал поднос Антонию:

— Как ты приказывал. И обе руки, мы не знали, какой он писал, отрубили обе.

Марк кивнул, не задавая вопросов. К чему, и так ясно, что Цицерон мертв, а под тканью его голова и руки. Не по себе было всем, Герентий тоже поспешил удалиться, точно избавился от чего-то очень тяжелого и неприятного. Все же убивать беззащитного старика, приказавшего слугам не оказывать сопротивления, совсем не то, что разить оружием врага на поле боя. Работа палача не для центуриона…

Марк Антоний принял поднос и отправился к Фульвии.

— Ты довольна?

Женщина спокойно откинула ткань, внимательно осмотрела голову и поинтересовалась:

— А ты нет?

— Так ли уж он был виновен?

— Марк?! Ты забываешь, что если бы не мы с твоей матерью, то благодаря этому болтуну сейчас на подносе лежала бы твоя голова, а я была бы в доме развлечений, а твои дети в ошейниках рабов!

В словах Фульвии была правда, выступления Марка Туллия едва не привели к гибели самого Антония, и все равно ему было немного жаль старика. Фульвия не жалела. Она поставила поднос на высокий столик, за которым обычно писала, и вдруг принялась разжимать челюсти мертвой головы ножом.

— Что ты делаешь?

— Сейчас… — С усилием добившись, чтобы рот бывшего оратора открылся, Фульвия вытащила оттуда язык, спокойно вынула из волос острую шпильку и… проткнула язык, пришпилив его к подбородку.

— Вот тебе!

Это было столь страшно и неожиданно, что Марк обомлел.

— Фульвия?!

Женщина вскинула голову:

— Марк, я выполнила свою клятву! Я поклялась, что пришпилю его гадкий язык, доставивший столько страданий многим, и я это сделала! А теперь можешь выставлять его голову и руки на всеобщее обозрение.

Почему-то выходка супруги придала решимости и самому Марку Антонию. Через полчаса голова Марка Туллия Цицерона с высунутым пришпиленным языком и его руки, писавшие гневные филиппики против триумвира, действительно были выставлены на площади на всеобщее обозрение. Это было настолько страшно, что никто не посмел противиться.

Рим вползал в новую гражданскую войну, все прекрасно понимали, что мир между Марком Антонием и Октавианом только до тех пор, пока они не уничтожили убийц Цезаря — Марка Брута и Гая Кассия. Потом мечи будут повернуты друг против друга. Главное наследство Цезаря — мир в Риме — оказалось невостребованным, наследники делили власть и земли, а не его политические достижения.

Конечно, в далекой Александрии внимательно следили за происходившим в Риме, потому что спокойствие страны напрямую зависело от расклада сил в Италии.

А они распределились следующим образом. На Сицилии сидел со своим флотом Секст Помпей, один из сторонников убийц Цезаря. Ему противостоял триумвир Лепид, хотя противостоял не слишком рьяно, явно попросту выжидая, как повернут события. Марк Юний Брут находился в Малой Азии, собираясь с силами и прекрасно понимая, что борьба за жизнь еще впереди. Его сообщник Гай Кассий отправился в Сирию, наместником которой еще Цезарем был назначен, но почему-то так и не приступил к обязанностям Долабелла.

Гней Долабелла вел себя как политическая проститутка, он по несколько раз на дню переходил из одного лагеря противоборствующих в другой, а потому снискал себе ненависть обоих. Теперь он противостоял Кассию, пытаясь взять Сирию.

Вот за этими двумя в Египте следили особенно внимательно, все же Сирия совсем близко…