По ту сторону безмолвия - Джонатан Кэрролл Страница 8

— Лили… Нет, слушай, ты права. Это ужасно. Забудь. Забудь о моей просьбе.

— Эй, не пойми меня превратно — сейчас без этого не обойтись. Вроде бы так приятно влюбляться… Знакомишься с кем-то и приходишь в восторг, но переспать вы не можете, потому что, кто знает, вдруг у него СПИД, и пожениться не можете, потому что каждый второй брак распадается, и вообще непонятно, кто кому должен дарить цветы в наш век эмансипации… Если все-таки захочешь, чтобы я занялась этим делом, скажи. Люблю, когда ты мне обязан.

— Ладно. Как Фрэнк?

— Как всегда. Он выступает на выходных. Хочешь сходить?

Мужем Мэри был не кто иной, как Фрэнк Корниш, более известный как «Гвоздила», в прошлом чемпион мира по вольной борьбе. Любимое развлечение Мэри состояло в том, чтобы ходить на его матчи, сидеть возле ринга и освистывать мужа. Несколько раз я ходил вместе с ней и большую часть времени занимался тем, что втаскивал ее обратно в кресло. Одним достопамятным вечером Гвоздила перегнулся через канаты, угрожающе ткнул пальцем в жену и прорычал: «А пошла бы ты, крысиха…». Дома они смотрели фильмы Престона Стерджеса, читали фантастику, и жена им командовала. Но его это, впрочем, вполне устраивало. Я никак не мог взять в толк, на чем держится их брак, хотя мы часто встречались. Фрэнк с Мэри постоянно ссорились на людях, у них даже мирные минуты напоминали напряженную паузу между вспышкой молнии и раскатом ее медлительного супруга, грома. Вот-вот, сейчас…

И тут меня осенило.

— А можно мне два билета?

— Два? Ага, хочешь пригласить Мисс Ресторан?

— Почему бы и нет? Трудно придумать для первого свидания что-нибудь романтичнее, чем матч по борьбе среди тяжеловесов.

— Умно, Макс. Она либо придет в восторг, либо с воплями сбежит. Будем надеяться, что она не окажется еще одной Норой.

— Аминь.

Моя последняя подружка, Нора Сильвер, блестящая и нервная, работала иллюстратором медицинских учебников. Она обожала путешествовать, и мы побывали во множестве мест, куда я без нее в жизни бы не отправился. Нора рассказывала удивительные истории: как чуть было не добралась до Мекки, как ручной питон ее бывшего приятеля выбрался из сумки в ее машине и пять дней прятался где-то в приборной доске. Она обладала чувством юмора и до сих пор жила с по-детски подкупающим ощущением чуда. И то и другое помогало Норе справляться с природным пессимизмом и с убеждением, что жизнь — лишь набор беспорядочно сталкивающихся атомов и событий. Я привык к ее приступам мрачного настроения, а она, казалось, свыклась с моей неумышленной замкнутостью. Какое-то время, несколько месяцев, мы чувствовали, что идеально подходим друг другу, и готовились к совместной жизни. Или так думал я.

Затем как-то ночью Нора призналась, что начала встречаться с каким-то летчиком. Так она описала его в первый раз: «Он летчик, летает на самолетах». Словно его профессия была достаточным оправданием ее измены. Мы лежали в постели, лишь десять минут, как закончив заниматься любовью, в том текучем неведомом мире, где правда имеет свойство подниматься, как туман, над потом и приятной опустошенностью акта.

Почему романы так часто начинаются и кончаются сексом? Что в нем толкает нас на непостоянство и измену? Допустим, Нора боялась еще крепче привязаться ко мне, или ее летчик обладал неотразимыми достоинствами, которых я не имел, — все равно я не мог, честно, не мог понять ее поступка, решения, выбора… как ни назови.

Мэри По не сомневалась, что знает причину.

— Она трахнулась с ним, чтобы посмотреть, как ты отреагируешь. Все просто. Макс, я тебя знаю чуть ли не всю жизнь и люблю, но ты ведешь себя так, будто жениться — то же, что выровнять самолет и сесть на авианосец. Пока не добьешься во всем совершенства, садиться не станешь. Но корабль-то в море, и его качает туда и сюда! Сколько можно колебаться, примериваться и ждать идеального момента для посадки? Надо делать, что можешь, а дальше полагаться на Бога и Провидение.

— Я считаю, если уж что-то начал, то надо продолжать.

— Может, Норе казалось, что ты еще не начал?

— Вздор! Есть верность и доверие. Всем известно, что это такое.

Мэри положила мне руку на голову и медленно провела по горячей щеке.

— Согласна, милый. Я каждый день кисну из-за этого на работе. Видишь, как люди только поджидают удобного момента, чтобы захапать как можно больше, а стоит им попасться на горячем, начинают хныкать, как шестилетки: «Это не я! Я ничего не делал! Уа-уа!» Потому-то мне и нравится Фрэнк: он тупой, но добрый и ему можно доверять. На него ни одна женщина, кроме меня, не взглянет.

Мои отношения с Норой все ухудшались, и под конец мы стали похожи на двух собак, облаивающих друг друга из-за металлической сетки. Надеяться было не на что. Последний раз, когда мы с Норой спали вместе, нам было так хорошо — ничего подобного мы не испытывали уже многие месяцы. Мы с ней с грустью говорили об этом, пока не зазвонил ее телефон. Нора схватила трубку, до того как включился автоответчик. Послушала, сказана: «Я перезвоню», потом усмехнулась, услышав ответ. Я оделся и ушел. Месяц спустя я получил открытку из Музея Робин Гуда в Ноттингеме, Англия. На обороте оказалась выведенная безупречным почерком Норы цитата: «Она могла бы стать добродетельной… если бы кто-нибудь постоянно держал ее под прицелом».

Я не успел пригласить Лили Аарон на соревнования по борьбе: она опередила меня, пригласив на день рождения Линкольна — ему исполнялось десять, — который отмечался в мамином ресторане. Когда я спросил, какой подарок его порадует, Лили ответила:

— Чудовище. Подарите Линкольну любого монстра, и он будет вне себя от счастья.

Линкольна мне хотелось осчастливить как никого другого, поэтому я отправился на поиски самого расчудовищного монстра в Лос-Анджелесе. Начал я с походов по магазинам игрушек, но нашел там лишь тупых или отвратных страшилищ — ни одно из них не могло привести десятилетнего мальчишку в подлинный восторг или изумление. Один знакомый подсказал мне местечко в центре, где продавались исключительно японские роботы и монстры. Я поехал туда и сразу испытал искушение купить шестифутового надувного Годзиллу, но это было рискованно: что, если у именинника уже есть шестифутовый надувной Годзилла? Я представил себе сцену в ресторане: разворачивая подарки, мальчик либо притворится, что он рад, либо… либо скажет мне, что у него уже такой есть, как обычно и поступают дети в таких случаях. Катастрофа! Покупка стратегического значения, важный момент в установлении взаимопонимания между мной и его матерью. Необходимо все сделать правильно.

В зоомагазине я в восторге разглядывал огромную неподвижную игуану, но надо было учитывать, что у Ааронов уже есть огромный пес, и что, если они не поладят? Я со вздохом отошел от монстра и решил искать чудовище, которое не дышит и не ест. Вечер я убил на набросок величайшего в мире людоеда, с ног до головы покрытого загустевшей кровью. Но дети любят рисовать сами. И потом, что, если мое представление об ужасном на вкус мальчика окажется вялым и скучным? Еще одно потенциальное бедствие.