Оранжевая комната - Марина Серова Страница 8

Исаак лежал на ней вот уже четверть часа, он весь взмок, тяжело дышал, а конца его упражнениям все не было видно.

И тогда Соня, протянув руку к тумбочке, схватила лежавшую там стальную спицу, с которой тотчас соскользнуло вязание, и хладнокровно вонзила ее в правый глаз мужа. Он застонал так, словно наслаждение, к которому он так отчаянно стремился, обрушилось на его измученное тело. И затих. Возможно, в эти мгновения он испытал наиболее острые – в прямом и переносном смысле – ощущения: смертельную боль в сочетании с оргазмом.

Соня сбросила его с себя, сразу же перевернула на спину, чтобы из глаза не хлынула кровь, и спокойно ушла в ванную – приводить себя в порядок.

Когда она вернулась, мертвый Исаак с выражением удивления на лице, лежал на постели, и Соня подумала, как хорошо, что она больше никогда не увидит его, не услышит, не почувствует на себе его прикосновения.

Она прикрыла убитого простыней и пошла к отцу.

Штраух в это время фотографировал двух подружек, они хохотали, подмигивая друг другу, и никак не могли усесться на диване таким образом, чтобы обеим попасть в кадр.

Соня зашла на кухню, съела яблоко и принялась ждать.

И только когда в доме все стихло и Мартин вошел на кухню, она бесстрастным голосом произнесла:

– Я убила его, па. Извини, он был твоим другом.

За большие деньги Мартин устроил так, что все в городе до сих пор думают, будто Исаак Ляйфер умер от кровоизлияния в мозг. Хотя, по сути, именно так и было. Кровоизлияние… от спицы.

Молодая вдова осталась жить одна в большой квартире.

Но вскоре ей это надоело, и она устроилась работать на почту. Будучи девушкой любознательной и энергичной, она не могла долгое время оставаться без настоящего дела. Ей хотелось поскорее выбраться из этого гнилого места, именуемого провинцией, и укатить в Америку. Или – на худой конец – в Германию. Но для этого были необходимы большие деньги. Ляйфер оставил ей, конечно, кое-что. Но этого «кое-чего» хватило бы только на билет и на год жизни на чужбине. А что дальше?

Она начала с того, что стала вскрывать письма. Дома, ночами, она держала конверты над паром и погружалась в чужие тайны. Но ничего интересного – кроме разве что любовной переписки – не встречала.

В это же время к ней зачастил Андрей Прозоров. Молодой парень, который, случайно оказавшись в этом городе, мечтал, так же, как Соня, уехать из России.

В постели они строили планы, чертили схемы подкопа сберкассы, рассуждали о возможности спрятать трупы в Черном озере или на нефтебазе, подсчитывали, сколько потребуется денег на дорогу до Берлина или Нью-Йорка…

В городе начали происходить убийства. Стали исчезать люди. Ограбили сберкассу – двух кассиров и контролера вместе с охранниками убили бесшумными выстрелами в голову.

Преступников не находили.

Вскоре к Соне и Андрею присоединился Вадим Неустроев. Втроем стало удобней «работать». Они прекрасно ладили и понимали друг друга с полуслова – даже в постели, которая наконец-то открыла Соне свои запретные радости.

Штраух молчал. Он чувствовал себя виноватым в том, что не смог сделать свою дочь счастливой, что вместо того, чтобы дать ей возможность выйти замуж за любимого человека, он отдал ее Ляйферу, руководствуясь лишь материальными соображениями. Отсюда – ненависть и жажда наверстать потерянное.

Однажды ночью, когда, плотно поужинав, уставшие после сложного дела Андрей и Вадим крепко спали – они взяли кассу заготконторы, – Соня по старой привычке достала из сумочки два десятка писем (она продолжала работать на почте) и поставила на плиту кастрюльку с водой.

Вскрыв первый же конверт, она поняла, что год «работы с корреспонденцией» не прошел даром. Она была вознаграждена сполна. Это было письмо из Германии от Отто Либена, адресованное его внучке Маргарите Калининой. Отто Либен, эмигрант, долгое время живший в Мюнхене – а до этого в Марксе и Алма-Ате (когда немцев в двадцать четыре часа выселили с берегов Волги и отправили эшелонами в Казахстан), – обращался к своей единственной, оставшейся в России внучке со следующими словами:

«Маргарита! Я, Отто Либен, твой дед, хочу сообщить тебе, пока ты не уехала из этой страны, что настало время поговорить с тобой о наследстве. О том, что принадлежит мне по праву и по ряду причин осталось невостребованным мною, а теперь принадлежит тебе. Это надо взять и распорядиться таким образом, чтобы об этом не узнали власти. Одной тебе будет сложно, поэтому обратись за помощью к своему дяде, моему сыну, Карлу. Он умный человек и сможет тебе помочь. Если сочтешь нужным, поделишься с ним по-родственному, хотя он и так богат, у него все есть. А теперь напряги свою память и вспомни, что я рассказывал тебе о загадках Яна Перельмана и о гравюрах.

Ты была тогда маленькой девочкой, и я рассказал тебе сказку о красивом дождливом городе, в котором был маленький дворец с оранжевой комнаткой. И что случилось с нею потом. И о волшебнике, который что-то спас и спрятал в надежном месте. И о плане этого места, который волшебник отвез в далекую страну.

Письма в вашей стране вскрываются, поэтому я не могу писать тебе открытым текстом. И даже сейчас я обращаюсь к тому, кто читает эти строчки (если это не ты, Марго): «То, что вы делаете, подло! Сложите листок вчетверо и положите обратно в конверт. Это не имеет к вам никакого отношения. Я забочусь о продолжении своего рода, и это мое личное дело. Не будьте свиньями!»

Так вот, Марго, я скоро умру. Через несколько дней к тебе придет один человек и принесет одну вещь. Это первая часть гравюры. Две я отдам Карлу. А четвертую (в скобках шла фраза на немецком) мой секретарь отдал по ошибке одному русскому бизнесмену, который гостил у нас. Его имя тебе назовут при передаче вещи.

Ты можешь задать законный вопрос: а почему же я не могу передать через моего посланца и это письмо? Объясняю. Он поедет в Россию через три дня, а за это время я могу умереть. Кроме того, вдруг этот человек – которому я, кстати, доверяю, – прочитает письмо и не передаст его тебе?

Извини, служанка Магда несет мне лекарство. Я заканчиваю письмо. Целую тебя, Маргарита. Надеюсь, что мое вмешательство в твою жизнь поможет тебе выехать из России и поселиться в Мюнхене. Твою долю наследства, касающегося недвижимости в Германии, я уже оговорил в завещании. Целую тебя, твой дед Отто Либен».

Соня достала сигарету и закурила. Письмо датировано 29 апреля. Шло оно почти месяц. Значит, этот человек или уже приезжал к Маргарите, а она, не получив письма, ничего не поняла. Либо он в пути. Либо еще не появлялся в городе.

Надо все разузнать об иностранцах, приезжавших сюда за последние полмесяца, и посмотреть телеграммы, адресованные Калининой.

Соня взглянула на часы. Три часа ночи. Отец уже спит. Да и не стоит его волновать. Хотя он наверняка сможет ей рассказать что-нибудь об Отто Либене.

Она заглянула в спальню, где спали мужчины, ставшие теперь ее семьей. Она любит их, она верит в них, она надеется на них.