Магия на каждый день - Арина Холина Страница 8

— Иногда в полнолуние я не могу заснуть, — призналась она Амалии, с которой сидела на крошечной, всего пять квадратных метров, кухне. — Смотрю на луну, и здесь, — она положила руку на сердце, — что-то ноет. Тянет меня куда-то, и делается тоскливо, и душа трепещет… Но потом это проходит. Я сама выбрала путь. Винить некого.

— Неужели ты ни разу не жалела о том, что сделала? — спросила Амалия, которой было грустно и обидно, что мужчина с большими рабочими руками лишил ее сестры.

— Жалела?.. — задумалась Ангелина, которую муж, кстати, называл Анжелой. — Да. Тебе я могу сказать честно — жалела, и еще как. Но… Я не такая, как вы. Вы все сильные. А я слабая. Та жизнь не для меня. Я бы не справилась. Я не могу быть, как ты, как мама, как бабушка, — красивой, всегда на каблуках, всегда с макияжем. Не могу быть такой блестящей и уверенной в себе. Мне вовсе не хочется быть лучше тех женщин Лемм, которые жили до меня, не хочется думать о чести семьи.

— Знаешь, а я никогда об этом и не думала! — воскликнула Амалия. — Просто мне казалось, что так и надо, что именно наша жизнь — нормальная жизнь.

— В том-то и разница между нами! Для меня всегда было вопросом: почему с утра обязательно надо принять ароматическую ванну, наложить маску, припудриться, накраситься, уложить волосы, надеть тесный бархатный халат, а не махровый и теплый до пола?.. И еще во мне не было этой вашей уверенности в себе… Я даже, когда гадала, боялась: мне казалось ужасным, противоестественным заглядывать в будущее! Понимаешь?

Амалия накрыла ее руку своей, и они замолчали.

Это была самая сильная боль, которую Амалия испытала за свою жизнь. Больше всего ей хотелось наслать все существующие проклятия на голову подлого автомеханика, заколдовать Ангелину, заставить ее разлюбить мужа, вернуть (пусть и без Дара) обратно, но… Она понимала, что с ними сестра будет несчастна. Она еще несколько раз навещала ее и все-таки обиделась, когда Ангелина наотрез отказалась везти мужа к родственницам в Истру. Она не сказала почему, но Амалия все прочла в ее глазах — она боялась и того, что подумают родственницы, и того, как ее простой автомеханик отреагирует на странных одиноких женщин, которые расхаживают по дому в босоножках от Кристиана Лабутена.

И Амалия почувствовала самую настоящую ярость — не за то, что сестра сделала такой странный и, если уж на то пошло, глупый выбор, но за то, что та имеет наглость стесняться своей семьи, стесняться их традиций, стесняться всего того, чему большинство людей на этой планете завидует самой что ни на есть черной и алчной завистью.

В следующий раз она увиделась с сестрой через десять лет. Амалии было чуть за тридцать, она носила платья от Диор, ездила за границу, дружила с Пугачевой и зарабатывала такие деньги, что каждый месяц могла бы покупать две новые машины. А Ангелина к тому времени родила парочку туповатых мальчишек, набрала еще пятнадцать килограммов и понятия не имела, кто такой Джим Моррисон.

Амалия наслаждалась тем, какая она модная, шикарная, светская и успешная, а Анжела тщилась убедить сестру, что счастье возможно и без магазина «Шанель», в чем, разумеется, ничуть не преуспела. На прощание Амалия предложила сестре чудесный крем для лица и средство для похудения, но Анжела так искренне от него отказалась, что Амалия поставила на сестре крест.

«Мужчина… — думала она, разгоняя красный „Мерседес“ по Волоколамскому шоссе. — Неужели работу, десятки поклонников, знаменитых друзей, театры, выставки, блестящие приемы можно променять на какого-то одного мужчину?! Что за чушь!»