Драгоценности Медичи - Жюльетта Бенцони Страница 8

Посетив нотариуса, Морозини не узнал ровным счетом ничего нового. Мэтр Бернардо принял его с изысканной любезностью крючкотворов старой школы, которые с давних пор привыкли безошибочно определять социальный статус своих посетителей. Даже не имей Альдо княжеского титула, мэтр сразу понял бы, с кем имеет дело. Тем более что фамилия Морозини кое-что ему говорила.

Обменявшись с гостем протокольными приветствиями у дверей, он подтвердил, что никогда не держал в руках и даже не видел пресловутый гарнитур.

– Хотя я много раз пытался это сделать, – вздохнул мэтр Бернардо, разводя холеные руки в знак разочарования, – но стоило мне заговорить об этом с мадам д'Остель, как она заявляла, что столь дорогие драгоценности следует скрывать от людей, что она покажет их мне в нужное время, что торопиться нам некуда... И все это с очень странной, я бы сказал, насмешливой улыбкой, которая, по правде говоря, мне весьма не нравилась. В общем, я ничего не сумел вытянуть из нее. А теперь она умерла, и больше никто не знает, где же эти камни!

– А слуги-наследники?

– Нет, что вы! Я с ними поработал, как выражаются в полиции. Это славные, простые люди, очень удрученные истериками господина Достеля. «Что могли бы мы сделать с подобными вещами? – сказал мне Проспер, муж. – Да нас бы убили, если бы мы оставили их себе!»

– В общем-то, он прав, но если бы драгоценности перешли к мадам Виолен д'Остель, опасность угрожала бы уже ей.

– . В любом случае баронесса сначала вручила бы их мне. Нет, поверьте, когда Проспер и его жена клянутся, что никогда их не видели, они говорят чистую правду. Я в этом абсолютно убежден.

– Это еще более удивительно! Ведь баронесса должна была надеть их, перед тем как позировать Болдини?

– Конечно. Но обычно она хранила их в футляре. В таких вещицах среди бела дня не показываются. Даже в автомобиле это небезопасно.

– Хорошо! Оставим это пока! Прямо от вас я пойду к художнику и расспрошу его. Это мой давний друг. Но ответьте мне еще на один вопрос. Знаете ли вы, откуда или от кого достался этот гарнитур мадам д'Остель?

– Да. Она сказала мне, что драгоценности ей подарил один поклонник в те времена, когда она пела на европейских оперных сценах.

– Поразительная щедрость! Она когда-нибудь выступала в Америке?

– Нет. Она боялась моря, после того как едва не погибла во время шторма, хотя пересекала всего лишь Па-де-Кале. Что уж говорить об Атлантике!

– Мне говорили, что она была итальянкой?

– Да. Из Феррары.

– Как и Болдини! Очень занятно! Но я, наверное, отнял у вас слишком много времени, мэтр?

– Вовсе нет! Говорить с вами – одно удовольствие! Если я правильно «понял, вы собираетесь заняться поисками?

– А что бы вы сделали на моем месте? Я люблю подобные загадки, – с улыбкой произнес Морозини.

– В таком случае, искренне желаю вам решить ее... и если бы я посмел...

– Продолжайте...

– Нет, это бесполезно! Простите меня. Если вы найдете эти драгоценности, газеты только об этом и будут писать...

– ...если сумеют получить информацию! Не беспокойтесь! Если удача мне улыбнется, я сразу же дам вам знать. Взамен прошу вас присмотреть за Эвраром Достелем! Он обещал не продавать ничего из маленького наследства своей жены, пока не получит известия от меня, но я ему совершенно не доверяю!

– Я тоже! А вот она – трогательное создание. Я сделаю все, что в моих силах...

Великий художник жил по адресу бульвар Бертье, 41, в розовом доме, верхний этаж которого занимала мастерская. Подобно соседним, этот квартал, возведенный на месте бывших городских укреплений, приютил целую колонию людей искусства. Морозини уже бывал здесь, но на этот раз подумал, что сегодня ему не избежать железной дороги, на этот раз расположенной поблизости ветки Париж – Сен-Лазар, периодически выплевывающей в окружающее пространство тучи угольной пыли... Болдини провел в этом квартале несколько десятилетий своей жизни, и самые красивые женщины мира приходили позировать в комнату со стеклянной крышей, откуда можно было увидеть только небо.

Будучи завсегдатаем, Морозини поднялся на крыльцо, позвонил в дверь и стал ждать. Через какое-то время одно из окон распахнулось, из него высунулась голова мужчины в фуражке и в круглых очках на длинном носу. Ворчливый голос осведомился:

– Кто там?

Затем, когда Альдо снял шляпу и отступил на шаг от стены, художник воскликнул:

– О! Какой приятный сюрприз! Морозини?

– Да, мэтр. Это я!

– Подождите! Я сейчас спущусь и открою вам! Служанка ушла за покупками.

Через несколько секунд дверь открылась и на пороге появился маленький коренастый человек, уже очень пожилой и с первого взгляда походивший на бульдога, но, присмотревшись внимательнее, можно было обнаружить, невзирая на морщины и поредевшие усы, прежний гордый профиль, насмешливый рот, прямой нос и глаза... Вот глаза действительно утратили свой ярко-карий цвет и поблекли. Но сейчас лицо художника лучилось от радости. Обняв гостя с подлинно итальянским пылом, он воскликнул:

– Поистине, это сердце мое узнало вас, ибо зрение мое, увы, потеряло былую остроту. Быть может, это произошло потому, что я думал о вас...

– Какая неожиданная честь! Неужели вы обладаете еще и даром двойного зрения?

– Мне хватило бы одного, но только хорошего! Я почему-то надеялся, что вы придете, а по какой причине, скажу позже. Вы давненько ко мне не заглядывали!

– Должно быть, года три-четыре. Я очень хотел навестить вас в прошлом году, но...

– Вы были слишком заняты. Газеты сообщили мне о ваших столкновениях с русскими, о жемчужине Наполеона и обо всем прочем.

В квартире на первом этаже, где обитал художник, комнат было немного: гостиная и спальня, но весь ансамбль радовал глаз. Помимо картин и рисунков, развешанных на всех стенах, здесь было много цветов, главным образом роз, чей аромат проникал повсюду. Однако памятный Альдо беспорядок заметно уменьшился.

– Похоже, у вас превосходная служанка! – сказал Альдо.

– Неплохая, но цветы – дело рук Эмилии. Она украсила мои последние дни, а поскольку вы не знаете, кто такая Эмилия, я расскажу вам о ней: примерно три года назад ко мне пришла взять интервью молодая журналистка из туринской «Газзетта дель Пополо», и я оставил ее при себе. О, не подумайте ничего дурного. Просто мы сразу прониклись самыми нежными чувствами друг к другу...

– Как мне сказали, вы подумываете жениться на ней?

– Да. Это выглядит смешно, не так ли?

– Будь это кто-нибудь другой, быть может! Но только не вы! У необыкновенного человека – необыкновенная жизнь.