Флорентийка - Жюльетта Бенцони Страница 8

– Не это! И не то! А это уж никуда не годится: в нем меня уже двадцать раз видели на праздниках. О! Нет! Только не это старое тряпье. В нем я выгляжу старухой, а в этом у меня вид младенца! Поищи еще!..

Стоя в центре комнаты в одной рубашке, с распущенными по спине волосами, разъяренная Фьора производила осмотр своих платьев, которые ей доставала из больших позолоченных сундуков молодая рабыня, татарка Хатун. Разноцветные атласы, розовый, голубой, белый, черный и коричневый бархат, вышитая кисея, шуршащая тафта, затканная парча, одним словом, все, что флорентийское искусство и восточные ткани могли предложить для украшения красивой женщины, заполняло комнату. Они вылетали из сундуков, описывая в воздухе грациозную дугу, и затем ложились к ногам Фьоры, образуя на голубых цветах большого персидского ковра разноцветную сверкающую массу, увеличивающуюся с каждым мгновением, но не радующую их обладательницу.

Наступил момент, когда наполовину исчезнувшая в глубоком сундуке Хатун извлекла из него последнюю накидку и, в изнеможении упав на шелковую подушку, удрученно заявила:

– Все, госпожа. Больше ничего нет.

Фьора недоверчиво посмотрела на нее:

– Ты в этом уверена?

– Посмотри сама, если не веришь.

– Так это все, что у меня есть?

– Мне кажется, даже слишком много. Наверное, не у всех принцесс такое количество платьев.

– У Симонетты Веспуччи их гораздо больше, чем у меня. Она каждый день появляется в новом туалете. Вся Флоренция смотрит только на нее, и ей не перестают дарить подарки…

Чтобы скрыть выступившие от гнева слезы, Фьора отвернулась и отошла к окну. Облокотившись на подоконник, она смотрела на открывшуюся перед ней тихую гладь Арно, залитую лучами январского солнца. Не поворачивая головы, она распорядилась:

– Убери это старье. Я никуда не пойду.

– Ты не хочешь пойти на турнир? – разочарованно вздохнула Хатун, которая повсюду сопровождала Фьору. – Я очень хотела побывать на нем.

– Ни на турнир, ни в другое место. Я остаюсь дома.

– Я надеюсь, вы хотя бы оденетесь? Зачем выставлять себя напоказ в одной рубашке? Вы хотите простудиться или чтобы вас увидели лодочники на реке?

Неся на подносе теплое молоко и медовые тартинки, появилась Леонарда. Прошло семнадцать лет с того памятного и драматического отъезда из Дижона, но кузина Бертиль Гуте совсем не изменилась. Она лишь слегка располнела, ее формы округлились, и черты лица стали менее резкими. Однако в ее голосе сохранились непреклонные нотки, даже когда она обращалась к Фьоре, которую обожала, но с которой была строга.

После изматывающего морского путешествия, во время которого она думала, что отдаст богу душу, перед бургундкой, словно на картине, предстала залитая солнцем Флоренция. И восхищение этим городом не покинуло Леонарду и через столько лет. Полная красок и колорита жизнь в городе Красной Лилии била ключом, и Леонарда вошла в нее и приняла ее, как когда-то поступила на службу к Франческо Бельтрами, покоренная его великодушием и благородством. Она полюбила строгую элегантность дворца негоцианта на берегу Арно. Далее начались неожиданности. Шкала ценностей во Франции и Бургундии не имела ничего общего с Флоренцией. В городе первенствовали торговля и банки. Знать имела привилегии, если занималась коммерцией. Флоренция была республикой или, по крайней мере, считала, что приняла на себя обязательство повиноваться некоронованным королям. Леонарда с удовольствием узнала, что ее новый господин принадлежал к цвету общества и имел все шансы однажды стать приором или даже гонфалоньером.

Бургундка легко привыкла к дому Бельтрами и с невероятной быстротой освоила тосканский язык. Для нее было делом чести научиться говорить на двух языках, даже на трех, включая церковный латинский. Что касается Фьоры, а только ею одной занималась первое время Леонарда, то с согласия Бельтрами она разговаривала с ней по-французски, чтобы малышка сохранила в памяти свои корни. Все считали девочку «настоящей дочерью Франческо и благородной дамы, умершей в родах». Больше не существовало ребенка Жана и Мари де Бревай, этого плода запретной страсти. Фьора легко освоила два языка и добавила к ним латынь и греческий.

Спустя пять лет после приезда Леонарды умерла Навина, старая экономка Бельтрами, и бургундка была призвана заменить ее. С тех пор она безраздельно управляла домом и помогала во всех делах Бельтрами, к его искренней радости. Только помощник хозяина Марино Бетти, ставший интендантом владения, избежал ее власти и сделался если не ее врагом, то по меньшей мере противником. Тайну происхождения Фьоры знали лишь трое: Марино, его господин и Леонарда. Бельтрами заставил его поклясться перед алтарем в первой встретившейся на их пути церкви и прибавил к этому внушительное вознаграждение.

Что касается молодой кормилицы Жаннет, то эта пышущая здоровьем блондинка покорила фермера из Мугелло и стала сеньорой Креспи. С тех пор она кормила только собственных детей, рожая каждый год по ребенку.

Новость о внезапном отцовстве одного из самых богатых холостяков города была воспринята флорентийцами не без удивления, но, слывя наследниками греческой философской мысли, они не придерживались строгой христианской морали и на внебрачное рождение не смотрели как на порок. Девочка была очаровательна, и многочисленные друзья ее отца единодушно признали ее законным ребенком. Женщины оказались более строги, особенно те, чьи дочери были на выданье. Многие по-прежнему надеялись привести Бельтрами к алтарю, заявляя, что маленькой девочке нужна мать.