Ради тебя одной - Иосиф Гольман Страница 8

Рекламный фестиваль – это меньше всего соревнование. Да, конечно, на суд многочисленных жюри (как правило, для каждой номинации – свой состав) выставлены сотни видео– и радиороликов, образцов печатной и наружной рекламы, но прежде всего фестиваль – это праздник для самих рекламистов и их самая большая в году тусовка.

Ефим целый час пробивался через заснеженную Москву на Красную Пресню. Очередной неожиданный для дорожников снегопад сделал поездку нескучной, и к Центру международной торговли, где проходило мероприятие, он прикатил слегка взвинченный. Но предвкушение хорошего вечера быстро поменяло его настроение. Береславский с удовольствием въехал внутрь ограды, припарковавшись прямо рядом со статуей одноногого Меркурия: [1]года три-четыре назад он не мог себе этого позволить и оставлял машину далеко в переулках, потому что парковку поближе ко входу найти было непросто. Теперь же, несмотря на то что «Беор» пока так и не стал финансовым монстром, десятка баксов за стоянку находилась всегда.

У подъезда уже начинали кучковаться авто отечественных представителей рекламного рынка. Неплохие, прямо скажем, авто: вон новый «Лексус» парня, специализирующегося на паблик рилейшнз и фандрайзинге [2](несколько лет назад – подающий надежды архитектор, с большим количеством мозгов, но вовсе без денег), вон «Сааб» талантливого копирайтера, чьи рекламные истории – редкий случай! – с удовольствием смотрела вся страна (МГУ – КВН – реклама: типичный путь отечественного рекламиста первого призыва), вон «Ауди-А8» совсем молодого парня, сделавшего себя и свое предприятие буквально за три года. А также большое количество «Мерседесов», «Тойот», «Субару» и прочих представителей вызывающих уважение четырехколесных. Отдельной песней стоял «Порше» одного из зачинателей рекламного бизнеса.

Ефим приткнул сбоку свою немолодую «Ауди-100». Машину вообще-то можно было бы и сменить, но, во-первых, Береславский сильно привыкал к вещам и, хоть считал это признаком приближающейся старости, менять привычек не собирался. Во-вторых, это все-таки была необычная машиненка, и четырехлитровый движок с турбиной, занимавшие весь подкапотный объем, заслуживали почтения. И наконец, в-третьих, именно эта тачка дважды спасала ему жизнь, когда года полтора назад они с Сашкой Орловым попали в нелепую, но от этого не менее жуткую историю.

Тогда на квартиру Орлова по недоразумению было совершено нападение. Нападавшим, конечно, абсолютно не нужны были ни Орлов, ни «Беор», они просто ошиблись этажом. Но, к несчастью, в тот момент они искренне считали, что бухгалтер скромного рекламного агентства хранит чрезвычайно опасные документы, способные взорвать политическую обстановку в стране. Таким образом, маленькому «Беору» пришлось столкнуться с противником из совершенно иной весовой категории. Тут бы ему и пропасть, если бы не ряд обстоятельств: личное мужество Орлова, бесчисленные связи Береславского, профессиональные навыки Ивлиева, а самое главное – удачное стечение обстоятельств. Проще говоря – везение.

После таких дел даже к железяке на колесах относишься как к живой. Ефим аккуратно закрыл машину, проверил, что центральный замок сработал, и пошел ко входу.

Внутри – знакомые все лица. Ефим сразу повеселел: к подавляющему большинству из них он относился тепло. А к некоторым, которые в платьях, даже очень тепло. Его тоже многие узнавали, перебрасывались с ним парой фраз или просто приветливо кивали.

Все это броуновское движение концентрировалось вокруг вывешенных на подсвеченных стендах работ, принявших участие в конкурсе печатной рекламы. Береславский внимательно их осмотрел. Особо выдающегося в этом году не было, но общий уровень, безусловно, вырос. Ефим вздохнул: профессионализация любой творческой деятельности непременно ведет к вымыванию как необученных «двоечников», так и самобытных талантов, которые, будучи «ограненными», в отличие от алмаза вряд ли засверкают. Тот же Пиросмани, получи он добротное художественное образование, небось застеснялся бы своих рискованных картин и забацал что-нибудь гораздо более профессиональное. И менее интересное. По непонятной кутерьме ассоциаций Береславскому вспомнились творения еще одного «рядового необученного» художественного фронта – старика Руссо, который в свободное от таможенной службы время создал свой совершенно фантастический (и в то же время безумно визуально реальный) мир. По привычке все доводить до конца Ефим сформулировал глобально: талант – это либо невежественный самородок, либо, что ценнее, хорошо обученный профессионал, сумевший сознательно отринуть все, чему его так долго учили.

– Ну и как тебе это дерьмо? – поинтересовался подошедший высокий молодой человек в сверкающих маленьких очечках.

– Виталик, я только пришел, еще не разобрался, – деликатно ответил Ефим. А то ляпнешь, а окажется, что половина работ – Виталика.

– Кое-что, конечно, есть, – сбавил накал критик. – Но каждый год – хуже и хуже.

– Просто взрослее и взрослее, – внес коррективу Ефим.

Два человека – не один человек. В свободно снующей толпе даже такая группка становится своеобразным центром кристаллизации, и к ним стали причаливать знакомые, благо таковых было половина зала.

– Блестящая экспозиция! – воскликнула восторженная девушка в красном облегающем платье, не вполне удачно косившая под школьницу-старшеклассницу. – Есть из чего выбрать. Очень много отличных работ. – Ефим понимал ее восторг: она получила призы в двух номинациях. Хотя жюри еще не объявило своего решения, кое-какие новости уже просочились.