Желание #5  - Марина Эльденберт Страница 8

– Извини, что не могу остаться, – говорит Влад, когда остальные расходятся. Разве что Кристина его ждет, им вроде как по пути. – Работа.

– Все нормально. Сама справлюсь.

– До завтра?

– До завтра.

Несусь пару кварталов в отделение банка и по пути стараюсь себя не накручивать. Потому что на этой карте все мои деньги, и без нее мне придется туго. От слова совсем. Пока жду своей очереди, уговариваю себя, что все будет хорошо, а вот интуиция пожарной сиреной воет, что не будет.

– Карта заблокирована владельцем, – меланхоличным голосом сообщает мне сотрудница банка, когда я сбивчиво объясняю ей свою проблему. А у меня внутри холодеет, как будто я глотнула целиком шарик мороженого, и он прокатился по пищеводу, обещая заморозить меня всю.

Потому что я понимаю.

И потому что не верю, что она может так со мной поступить.

– Этого не может быть! Я – владелец.

– Елена Дмитриевна Омельчина – это вы?

– Нет, это моя мама, – объясняю сбивчиво. – У меня не именная карта, самая обычная. Ее действительно оформляла мама, и совсем скоро должен был закончиться срок действия. И я хотела оформить уже на себя. Деньги на счету – мои.

Сотрудница на том краю стола смотрит на меня строго. Ну да, это вроде как не по правилам.

– Вам нужно было переоформить карту на себя до того, как владелец ее заблокирует. Приходите с мамой, и все сделаем.

– Мама живет не в Москве. Я могу разблокировать карту сейчас? Без ее присутствия?

– К сожалению, нет, – она непреклонна. – Если ваша мать не может прийти в отделение банка, то вам понадобиться ее подпись, заверенная нотариусом.

Хочется побиться головой о стол, но вряд ли это мне поможет.

Надежда умирает последней? По-моему, сейчас она сдохла в диких корчах.

Моя любимая и любящая родительница только что лишила меня всех денег!

Она хотела разговора – она его получит.

– Это подло! – шиплю я, как только мама берет трубку. – Как ты могла так со мной поступить?

– И тебе привет, дочка, – отвечает она сухо. – Ну хоть отсутствие денег заставило тебя вспомнить о матери.

Выдыхаю, хотя кажется еще немного, и начну дышать огнем.

– Это мои деньги! Я их сама заработала.

Правда до последнего слова. Я год копила эту сумму: подрабатывала на стрит фотосессиях в будни после универа, а выходные проводила на свадьбах и юбилеях.

– Никто не спорит, – соглашается мама, – но что будешь делать, когда они закончатся? Когда тебе не на что будет даже обратный билет купить?

– То есть ты решила ускорить процесс, чтобы я прочувствовала всю горечь судьбы бомжа в Первопрестольной?

Во мне все говорит от осознания несправедливости. От второго предательства за третий день. Сначала Катька, теперь вот мама. Чем я такое заслужила?

– Нет, что ты, – заверяет мама, – я вообще не хочу, чтобы ты в чем-то нуждалась. Ты же еще глупый ребенок, Веточка. Считаешь, что со всем справишься, что тебе нужно все и сразу. Но так не бывает. Нужно сначала нормальное образование получить. И вообще, чем тебе не нравится Тольятти? Хороший город. И люди хорошие…

Ага. Наша песня хороша.

Отдаляю телефон от уха, чтобы не слышать эту «мелодию». А главное, каждый раз одно и то же. Я должна жить в Тольятти, стать провизором, выйти замуж за того, кого одобрит отчим, а потом нарожать им с мамой кучу внуков. О моем счастье и моем выборе даже речи не идет. Я ведь пыталась нормально поговорить, объяснить – все без толку. Мама уверена: ей лучше знать, что мне нужно.

И ведь, скорее всего, именно отчим надоумил ее заморозить мой счет, это больше на него похоже!

– Разблокируй мою карту, – не выдержав, перебиваю я ее. – Если ты меня любишь, то не станешь мешать.

Мама оскорбленно ахает.

– Дожили! Мой ребенок меня же любовью шантажирует.

– Я тебя не шантажирую, – закатываю глаза, и к счастью, она этого не видит. – Просто говорю, что на этот раз ты перегнула палку. Потому что на этом счету абсолютно все мои деньги, и теперь мне остается лишь ночевать под мостом в коробке из-под холодильника. Никто бесплатно в Тольятти меня не повезет.

– Повезет, – искренне радуется мама. – Тебе всего лишь нужно позвонить Никите.

Я сжимаю зубы и мысленно ругаюсь.

Снова Омельчин.

Интересно, чем они его взяли, если он решил напрячься и снизойти до общения со мной?

– Мы с ним уже разговаривали, – сообщаю, – и я более чем уверена, что Никита передумал куда-то меня везти.

– Ошибаешься. Он выразил огромное желание тебе помочь.

Вам помочь. Не мне.

Потому что ради меня он и мизинцем не пошевелит. У нас с ним явно неконтакт. Или же…

В сознании что-то щелкает, будто из кубиков вдруг складывается не слово из четырех букв, преследующее меня, а совсем другое – «выход».

– Хорошо. Скинь номер Ника, – совершенно спокойно прошу я, хотя меня просто распирает от пришедшей в голову идеи. – Я с ним поговорю.

– Конечно, доченька. – Голос у мамы вдруг делается виноватым. – Ты же понимаешь, что я все это ради тебя делаю. Когда вернешься домой, сразу восстановим карту. Я у тебя копейки не возьму.

Мне от этого не легче, потому что я не собираюсь возвращаться. И я ей говорила об этом сотни раз. Ну что делать, если мама сама отказывается меня слышать? Возвращаться не собираюсь, а вот Никите позвоню. Обязательно позвоню.

Нас ждет содержательный разговор.

Пока мама с отчимом празднуют победу (уверена, что празднуют!), сижу за столиком на фудкорте в торговом центре и жду Омельчина. Если честно только благодаря бешеному количеству адреналина в крови, я позвонила ему сразу после разговора с мамой, и так же неожиданно сводный брат ответил. Думала, что меня ждет как минимум пару часов игнора, ведь он вроде как большой и занятой начальник. Но он ответил сразу и согласился на новую встречу, даже импровизировать и убалтывать не пришлось. Правда, голос у него был такой, будто у него изжога после несвежего бизнес-ланча.

Впрочем, игнор в два часа меня все-таки ждал, пока я ждала Ника в ТЦ. Когда адреналин схлынул, меня начало здорово потряхивать. Это когда злость была катализатором, я могла горы свернуть и даже до президента дозвониться, а сейчас чувствовала себя до невозможности глупо.

Ну и чего я позвонила именно Нику? Можно было написать Емцевой… Но, во-первых, меня корежило от самой мысли, что придется первой с ней помириться, а во-вторых, эта мысль пришла уже после уговора о встрече.

Не знаю, почему он согласился. Мы с ним не друзья, и никогда не были. И даже не семья. Но он согласился. А значит, у меня есть шанс переиграть собственную сумасшедшую семейку с их придурочными методами. Это же надо додуматься!