Пусть об этом знают все - Рита Навьер Страница 8

Квартиру, хоть и небольшую (зачем ей одной большая?), но в довольно приличном состоянии удалось снять очень быстро. Буквально на следующий день.

Алена искала то, что поближе к университету и подешевле, с расчетом, что впоследствии сама будет платить за жилье. Первый взнос, как это ни претило, придется оплачивать папиной картой. Однако за скромные деньги варианты были совсем плохонькие: загаженные подъезды, «убитые» квартиры или вовсе комнаты в малосемейках с орущими соседями за стеной.

С поиском ей вызвался помочь Яковлев, она не просила, но и отказываться не стала. Мало ли на какой прием можно нарваться? К тому же созванивались с его телефона – свой она со вчерашнего дня не включала. Да и на скутере все же не так утомительно мотаться по городу, как на маршрутках. Так что спасибо ему.

На пару они прошерстили объявления на «Авито». Уже сошлись на мнении, что надо либо ценовую планку поднимать, либо расширять зону поиска, как на глазах, после очередного обновления страницы, появилось свеженькое: «Сдам приличной девушке без вредных привычек однокомнатную квартиру в хорошем состоянии. Оплата поквартально». Цена оказалась приемлемая. Прилагались и фото – тоже вполне себе. Но главный плюс – буквально в двух шагах от университета. Туда и рванули немедленно.

Квартира понравилась. Маленькая, чистая, ухоженная, бюджетный вариант евроремонта. Хозяйка, средних лет дама, явно строгих правил, сообщила сразу:

– Квартиру содержать в порядке. Вещи и мебель беречь. Если что сломаете, ущерб возмещаете дополнительно. Это все прописано в договоре. Категорически нельзя шуметь, распивать спиртные напитки, курить в доме или в подъезде, громко слушать музыку, заводить животных. Соседи тут в основном пенсионеры, очень бдительны… – Затем, с неодобрением покосившись на Яковлева, добавила: – Не хотелось бы, конечно, чтобы вы водили мужчин, но я понимаю, дело молодое. Ну… разве только по-тихому… Но бедлам и разврат тут не устраивать! Имейте в виду, если на вас пожалуются соседи, выселю без разговоров.

Яковлев попытался вставить слово, но Алена его предостерегающе дернула за рукав.

Заплатив сразу за квартал вперед, Алена пометила себе в уме, что обязательно вернет и эти деньги отцу. Возможно, не скоро, но вернет.

С ним самим ни встречаться, ни разговаривать не хотелось, но чувство долга так просто не унять. Поэтому, обустроившись на новом месте, она все же позвонила отцу – понимала ведь, что он места себе наверняка не находит. Ищет, волнуется… А может, и не ищет, и не волнуется… Кто теперь разберет? Но во всяком случае, если она сообщит ему, что с ней все в порядке, то избавится от неуютного чувства, что сама поступает жестоко.

– Ты где? – раздался вопль отца в трубке. – Я тебе со вчерашнего дня звоню! Ты уехала, телефон отключила! Что я должен был думать? Я все морги, больницы обзвонил. Нина с ребятами все гостиницы и хостелы объехали. Я чуть не свихнулся!

– Со мной все в порядке, – как можно более бесстрастно ответила Алена, хотя взвинченное состояние отца передалось и ей.

– Где ты сейчас? Я пришлю за тобой машину.

– Папа, не надо. Я не вернусь. Не проси. Я сняла квартиру. Буду жить… сама… Одна.

– Что это еще за глупости?! Ты ребенок совсем. Ты моя дочь, ты…

– Папа, перестань.

Его голос разрывал ей сердце. Хотелось кричать в ответ: «Я была твоей дочерью и десять лет назад, когда ты про меня знать не хотел! Где ты был, когда я едва не умирала от голода и холода? Когда я, семилетняя, тащила пьяную мать с улицы домой? Где, в конце концов, был, когда мать превращалась из молодой, здоровой, красивой женщины в жалкое, уродливое существо, которое и человеком назвать трудно? Самое страшное, что ты знал про меня, с самого начала знал, но предпочел забыть».

Мысленно она уже десятки раз бросала ему в лицо хлесткие фразы и обвинения, но вслух произнести не могла. Слова комом застревали в горле. Жалко было и себя ту, маленькую, несчастную, никому не нужную, и, как ни странно, его. Ведь теперь он, слышно же, был искренен. И страдал по-настоящему. И она страдала. И может, проще было бы все забыть, простить его великодушно и попробовать хотя бы попытаться жить, как будто ничего и не было. Но не могла. Не получалось переступить через себя. Не хватало, видимо, великодушия. И как оказалось, чем дороже человек, тем сложнее простить его предательство, потому что ранит оно сильнее.

– Пожалуйста, возвращайся, – просил он уже почти спокойно.

– Я не могу… И не хочу.

Повисла пауза. Тягостная настолько, что Алена не выдержала, нарушила молчание первая, спросив:

– А как отец Жанны Валерьевны?

– Там… Да плохо все. Он в коме. Придет ли в себя – неизвестно. Жанна просит перевезти его сюда, в платную клинику. Но врачи отговаривают. Нельзя, мол, в таком состоянии больного куда-то везти… Мы врачей отсюда пригласили, невролога, нейрохирурга… Жанна с Артемом там пока живут, в его доме. Пока не разрешат сюда перевезти. Алена, приезжай. Ну или хотя бы давай встретимся, поговорим?

– Я пока не могу. Папа, мне нужно время. Не дави на меня…

После разговора с отцом вновь накатило уныние. Вдруг отчетливо подумалось, что в целом мире она одна, совершенно одна. Нет никого, кто бы ее любил, кому бы она была нужна. А это ведь самое главное для человека – быть кому-то нужным. Отношения отца она не понимала, не верила ему, пусть даже он сейчас и беспокоился. Наверное, если бы он ее не взял себе, было бы даже лучше. Не о чем было бы и сожалеть. А теперь, узнав, что такое родительская любовь и забота, очень тяжело этого лишиться. Пусть даже это все оказалось фальшью.

* * *

Хозяйка, Роза Викторовна, не соврала: соседи оказались очень бдительными. Пройдешь мимо этих бабулек, что день напролет сидят на лавочках у подъезда, а ощущение, будто тебя просканировали на томографе. Алена с ними здоровалась приветливо – знала, что пожилые любят вежливость и почтение. Те отвечали, но все равно смотрели с прищуром, подозрительно. Яковлев с ними вообще не здоровался, так на него они и вовсе глядели, как на вторженца, от которого жди беды.