Уроки соблазна - Карен Хокинс Страница 8

– Кто? Маркус? – Это на него похоже – отослать ее в ад, а потом приехать, чтобы самому следить за ней.

– Нет, нет, – возразила Анна, хватая Сару за руку и увлекая за пальму в кадке, чтобы они могли незаметно следить за входной дверью. – Граф Бриджтон только что вошел. Смотри!

Сара проследила за направлением взгляда подруги.

Шагая так, словно ему принадлежит весь мир, в зал вошел самый красивый мужчина, какого она когда-либо видела. Высокий и широкоплечий, вновь прибывший шагал с небрежной грацией, его движения были плавными, словно поток жидкого серебра. Его безупречно скроенный фрак обтягивал могучие плечи, панталоны не скрывали мускулистых бедер. Аристократический нос и чувственный рот были вырезаны рукой мастера. Каждый дюйм его тела говорил о силе и греховности – от волос цвета золота до кожи, лишь слегка тронутой бронзовым загаром.

Он был не просто красив, он был великолепен, этот нечестивец.

– Господи! – потерянно проронила Анна. – Никогда не видела столь притягательного мужчины.

– Может, нам его ущипнуть, просто чтобы убедиться, что он настоящий?

Анна усмехнулась:

– Я бы вызвалась, но твоя тетушка Делфи уже и так смотрит так, будто у меня выросли рога.

– Тетушка Делфи? Она тебя любит.

– Ничего подобного. Она беспокоится, что я дурно влияю на тебя, и если бы знала, чем мы сейчас занимаемся, обвинила бы во всем меня, не задумываясь.

– Ты уверена? – рассеянно спросила Сара, еще занятая графом. Возможно, она неправильно все делает. Вполне вероятно, что ей необходим именно распутник. Ведь мужчина, предающийся греху, не станет запрещать жене посещать притоны азартных игр и одеваться, как ей нравится, или делать, что ей заблагорассудится, если только она будет соблюдать приличия.

– Эта идея показалась ей очень заманчивой.

Она смотрела, как граф идет к встречающим гостей хозяевам и кланяется лорду Джеффрису. Тот нахмурился, лицо его сильно покраснело, и на нем отразилось явное изумление.

– Интересно, Бриджтон был приглашен на этот бал? – пробормотала она.

– Но не мог же он приехать без приглашения! – воскликнула Анна.

Когда Сара уже подумала, что лорд Джеффрис сейчас вышвырнет графа из бального зала, представительный старик поклонился. Сара решила, что удивляться не стоит. Что еще он мог сделать? Устроить сцену на собственном балу?

Она невольно восхищалась смелостью графа. Даже издалека в нем было заметно что-то от лукавого. Очевидно, этот человек грешил гораздо больше, чем обычные люди. Кто-то окликнул графа, он обернулся, и его чувственный рот изогнулся в кривой улыбке, от которой у Сары пересохло во рту.

– Смотри, – сказала Анна, – леди Бедфорд тянет твою тетушку Делфи в карточный салон. Она будет занята уж верных полчаса.

– Отлично, – отозвалась Сара, оглядываясь кругом. Не только на нее произвело впечатление присутствие графа. Оливия Чарлз уже сжимала в кулаке нюхательную соль, а Мелинда Лондри прямо-таки пожирала его глазами. В зале не было ни одной женщины, которая не смотрела бы на него, открыто или тайком.

Даже Анна снова устремила на него взгляд. Она даже облизнула губы, словно разглядывала особенно вкусное лакомство.

– Мы хорошо сочетаемся по цвету.

– Да, из вас вышла бы прекрасная пара статуй. Когда я уговорю его жениться на мне, возможно, твой дедушка закажет ваш парный портрет.

Анна ухмыльнулась.

– Ты не можешь винить меня за мечты. Никогда не подозревала, что он такой красивый.

– Внешне, возможно. Но внутри у него вместо сердца твердый кусок угля – как у всех распутников. – Точно такой, как у Джулиуса, подумала Сара, но на этот раз она постарается остаться равнодушной. – Мне даже нравится то, что у него нет сердца. Я свое сердце тоже собираюсь поберечь. Пойдем. Надо перемолвиться с ним словечком.

Анна прищурилась, глядя на Сару.

– Что Ты намерена предпринять?

– Попытаюсь узнать, не проводит ли он меня на террасу, чтобы я могла его порасспросить. Не хотелось бы совершить еще одну ошибку.

– Сара, если кто-нибудь застанет вас наедине, ты будешь скомпрометирована.

– Кто говорил о беседе наедине? С нами будешь ты. – Но...

– Мне нужно поговорить с ним и убедиться, что он нам подходит. Подожди меня у выхода на террасу, Анна. Я сейчас вернусь.

Не обращая внимания на вздох отчаяния своей спутницы, Сара выскользнула из-за пальмы и направилась к распутному графу Бриджтону во всей его золотой красе. В первый раз, с тех пор как она приехала в Бат, ее раненой души коснулось дуновение надежды. Стараясь унять сердечное волнение, она остановилась на пути графа и стала ждать.

Ник подавил зевок. Что за безумие заставило его явиться на столь скучное сборище, как этот бал лорда Джеффриса? Он пробыл здесь всего пять минут, а веки от скуки уже отяжелели так, словно он поднялся после глубокого сна и никак не может проснуться. Наверное, ему нужно смириться с перспективой тоскливого вечера. Нравится ему это или нет, именно здесь ему придется начинать, если он хочет снова завоевать свое место в обществе.

Когда он был моложе, о нем судили как о сыне своей матери, на него падала тень ее беспорядочной, аморальной жизни, и его заклеймили как опасного молодого человека еще тогда, когда он был слишком юным и не понимал никаких комментариев, сделанных шепотом. Но такое отношение закалило его, и он вырос, оправдывая эту сначала незаслуженную репутацию, принимая ее со смелостью, которая умножала его дурную славу.

Стоящий рядом с Ником граф дю Лак удовлетворенно вздохнул, наблюдая за небольшой группой женщин, которые прошли мимо в облаке атласа, кружев и духов.

– Я начинаю понимать, почему вы так стремились вернуться в Англию. Женщины, они... – Он причмокнул возле своих сложенных горстью пальцев, мечтательно улыбаясь. – Все вместе и каждая в отдельности.

Ник бросил взгляд на поджавшую губы матрону, которая смотрела на него с противоположного конца зала так, словно ей хотелось отхлестать его веером. Она была круглой и высокой, с тонкими, редкими волосами, уложенными в высокую прическу и украшенными всевозможными цветами и лентами в тщетной попытке придать редким прядям некую пышность. Она сердито глядела на него, готовая заплатить лакею полпенса за то, чтобы тот отвел его к ближайшей двери и захлопнул ее у него перед носом. Веки ее дрожали, когда она наклонилась над своим тощим, угловатым спутником и быстро о чем-то заговорила.

Он знал, что говорит эта матрона. Она перечисляла все его грехи, рассказывала небылицы о его матери, преувеличивала его юношеские эскапады, пересказывала все слышанные ею когда-либо сплетни.

Он пожал плечами и отмахнулся от этих мыслей, его не тревожили воспоминания. Несмотря на ошибки, он не склонен был раскаиваться в прошлом. Оно принадлежало ему, и он был им доволен. Ник никогда не стремился к совершенству или даже к такому прискорбному состоянию, как добродетель. Он был и всегда будет сыном своей матери. Эта мысль приносила ему боль и одновременно придавала уверенности.