Второй медовый месяц - Джоанна Троллоп Страница 79

Эди взглянула на него.

— Да, — тихо согласилась она.

Она присела на край кровати Бена, потом легла и засмотрелась в потолок. В детстве, когда они с Вивьен подрастали, Эди всегда гордилась сходством с отцом — беспокойной натурой, для которого любая рутина становилась проклятием. А Вивьен, конечно, пошла в мать, воспринимавшую любые перемены как свидетельство заговора с целью обмануть или расстроить ее. И вот теперь у Вивьен остались только обломки хрупкого сооружения, которое она подправляла и чинила чуть ли не всю жизнь, лишь бы оно уцелело, только бы не развалилось. В перерывах между поисками жилья в Фулхеме для себя — «А почему я не могу и дальше здесь жить? Кто мне помешает поселиться там, где я хочу?» — Вивьен убеждала Эди задуматься о том, где они с Расселом будут жить после продажи дома. «Как насчет Клеркенуэлла? Или Малой Венеции? Может быть, стоит рискнуть?» Именно от Вивьен Эди услышала: «Строить будущее нелегко, но возвращаться к прошлому — гораздо хуже».

Возвращаться к прошлому… Эди раскрыла глаза и всмотрелась в длинную, извилистую трещину в штукатурке над головой. Подумать только, как она рвалась назад, как яростно твердила себе, что больше ничего не желает, повторяла: все, на что она способна, заключается в том, что она уже завершила, прожила с тех пор, как поселилась в этом доме. Но если она не ошибается в себе и если вдруг некая добрая фея-крестная материализуется из обшарпанных стен комнаты Бена и предложит ей вернуться в прошлое, ей придется всерьез задуматься, куда именно попросить перенести ее. Не в тот период, когда в ее жизни господствовало материнство, не в момент заманчивого постоянства и контроля, не к роскошном простоте выбора, одобренного обществом: дети на первом месте, все остальное — на втором. Слегка смущаясь, она попросила бы крестную вернуть ее в совсем недавнее прошлое, в тот вечер, когда состоялась премьера «Привидений», когда она знала, что играет на редкость хорошо и слышит заслуженные аплодисменты.

«Как странно, — сказала бы Эди фее-крестной, — одну жажду вытеснила другая, совсем на нее не похожая».

«Не вытеснила, — поправила бы фея-крестная, шурша пышными юбками, — а просто дополнила и усилила. Как видишь, нет в мире постоянства».

Так сказал и Рассел. Полистав буклеты риелторских контор, которыми их добросовестно снабжала Вивьен, он признался:

— Никогда не думал, что мы покинем этот дом, даже представить себе этого не мог, а теперь не представляю, как мы здесь останемся. Нет в мире постоянства, это верно, иначе нам было бы нечем дышать. Болезненны не сами перемены, а привыкание к ним.

Эди медленно села. На самом деле боль причиняют не перемены, а привыкание к истине или к тому неиллюзорному элементу жизни, за который так отчаянно цеплялся, которым утешался невозможно долго. Но, начиная жить без иллюзий, постепенно смелеешь, учишься дышать разреженным воздухом, шагать свободнее, претендовать набольшее. «И лично я, — думала Эди, поднимаясь на ноги и направляясь к окну, — претендовала бы на работу. Я хочу опять играть, хочу быть на сцене и перед камерой, и меня возмущает, что после „Привидений“ никто не предложил мне новую роль».

Она выглянула в сад. Рассел стоял возле сарая, держа в руках старый Розин велосипед. Он советовал ей ждать и верить, что будут и другие роли, что он поможет ей сменить агентов, если она считает, что от этого будет толк. Эди прижалась лбом к оконному стеклу и засмотрелась на мужа. Он отложил велосипед и продолжал вытаскивать из сарая бесконечные ярды смятой зеленой пластиковой сетки, которую они когда-то натягивали, чтобы футбольные мячи мальчишек не перелетали через забор в соседские сады. Рассел выглядел целеустремленным, решительным и в то же время страшно усталым. Казалось, он мирится с работой, за которую не желает браться, только чтобы открыть дверь к другой, лучшей жизни. Таким и хотела видеть его Эди, когда с трудом сдерживала обидные слова в адрес его агентства, слова и злые мысли, верила в него и уговаривала подыскать ей что угодно, лишь бы она продержалась на плаву, пока… пока не подвернется что-нибудь получше.

— Я все смогу, — хотелось ей сказать ему, — и сделаю все как надо.

И чтобы он ответил ей долгим взглядом и многозначительно произнес;

— Да, сделаешь.

Она отстранилась от окна и склонилась над ведром. Сейчас она пойдет вниз, заварит чаю и отнесет кружку в сад Расселу, а потом прямо там, в саду, робко и осторожно попросит — именно попросит, а не потребует его о помощи. В дверях она обернулась и оглядела комнату Бена. Эта спальня была прошлым, внезапный страх и трепет внушала мысль, что здесь нет и не может быть настоящего. Как и будущего. Эди закрыла за собой дверь и с привычной осторожностью сбежала по лестнице.

«Как знать, — часто говорил ей Ласло в роли Освальда Альвинга, — как знать, у меня еще может быть много радостей в жизни — будет для чего жить…»

Арси ждал у подножия лестницы. Когда Эди проходила мимо, он вскинул голову и подал ей краткую вопросительную реплику.

Эди задержалась и потрепала его по голове свободной рукой.

— Да, — сказала она, повторяя слова фру Альвинг. — Да, непременно будет.