Опасности любви - Рексанна Бекнел Страница 76

– Он был сыт и хорошо одет. Он получил прекрасное образование… – Это все ничто по сравнению с любовью! – перебила ее Люси. – Он до сих пор переживает это настолько, что даже мне не позволяет его любить. Мне кажется, он страшно боится, что взамен ему придется любить меня. И это приводит его в ужас. А еще он в ужасе оттого, что может полюбить нашего ребенка… – Рука ее непроизвольно легла на живот. – Неужели было так трудно полюбить маленького перепуганного мальчугана? От вас ему нужно было прежде всего это! – заключила она с дрожью в голосе.

Наступила тишина. Леди Уэсткотт сидела с каменным лицом, словно и не слышала того, что сказала ей Люси. А Люси вдруг почувствовала, что ей жаль ее не меньше, чем Айвэна. Надо же, два гордых упрямца и два самых одиноких человека на свете!

– Пожалуй, я лягу, – сказала она. – Пришлите, пожалуйста, прислугу.

Леди Уэсткотт медленно поднялась. Лицо ее не выражало ничего, и Люси поразилась, насколько они похожи – Айвэн и его бабка. Помимо ледяных голубых глаз, он унаследовал от нее и железную волю, и высокомерие, и ее неспособность любить того, кто больше всего нуждается в любви…

Слезы затуманили ей глаза, и она отвернулась, не желая, чтобы графиня их видела. Она слышала, как Антония вышла, как вошла прислуга. Люси разделась, но, оказавшись одна в кровати, больше не могла себя сдерживать. Она перевернулась на живот, и, зарывшись лицом в подушку, плакала, и плакала, и плакала. Слезы ее были такими горькими, что казалось, это плачет само ее сердце. Она плакала по Айвэну, по его бабке и по любви, которую они не могли дать друг другу. Она плакала по себе, по своему одиночеству и по собственной невостребованной любви.

Но больше всего она плакала по их еще не родившемуся ребенку, которого она уже любила и жалела, потому что боялась, что ему всю жизнь будет не хватать отцовской любви…

Утром Люси чувствовала себя отвратительно. Даже хуже, чем обычно. Приступы тошноты не отпускали ее, и большую часть утра она провела в своей комнате, отчаянно пытаясь перебороть головокружение и слабость.

Когда это не помогло, она решила выйти из дому, посидеть на террасе и почитать. Но на воздухе ей стало еще хуже. В желудке у нее творилось такое, что она боялась не совладать с собой, а ей не хотелось позориться перед всеми. Антония прекрасно ее понимала, но вот Дерек не скрывал своего беспокойства.

– Может, принести тебе подушку? – спрашивал он с озабоченным видом. – Может, принести тебе попить?

– Спасибо, дорогой. Не надо. А почему ты еще не в конюшне? – добавила Люси и тут же прикусила губу, почувствовав резкую боль в животе.

Перепуганный Дерек бросился к леди Антонии, только-только задремавшей в кресле на дневном солнышке.

– Леди Уэсткотт! Помогите! Леди Уэсткотт!

– Господи ты боже мой! Кому помогать? – воскликнула старуха, с трудом поднимаясь. – Ах, Люси! Что случилось? Вам плохо?

Люси содрогалась всем телом.

– Пожалуй… пожалуй, я вернусь к себе. Полежу…

К вечеру Люси начала опасаться самого худшего. Тошнота прошла, но живот ее конвульсивно дергался. Леди Антония отправила за доктором и повивальной бабкой. Дерека изгнали из комнаты, но графиня отказалась оставить Люси.

И Люси была ей за это благодарна. Сейчас для нее было важно только одно: кто-то переживает за крохотное существо, которое бунтует в ее животе…

– Я его потеряю? – прошептала Люси.

Она долго держалась и не хотела произносить эти слова, но наконец не выдержала. Боль в животе была ничто по сравнению с болью в сердце.

– Пока неизвестно. Доктор ни в чем не уверен, – сказала Антония, крепко держа Люси за руку. Она помолчала в нерешительности, а потом хрипло добавила: – Я послала за твоей матерью.

Люси закрыла глаза и отвернулась. Если уж графиня послала за матерью, то дело плохо! Но ей сейчас нужна была не мать. Ей нужен был Айвэн…

– Не переживайте так, леди Уэсткотт, – успокаивал ее доктор. – Конечно, это достойно сожаления, но вы еще молоды. У вас еще будут дети.

– Нет, – прошептала Люси, не в состоянии произнести больше ни слова.

«Нет, я немолода, – думала она. – И детей у меня больше не будет. Айвэн и этого-то ребенка не хотел, а теперь он примет все меры предосторожности».

Внезапно ее ослепила резкая боль, и она уже больше не могла думать ни о чем. Что-то жидкое потекло у нее по ногам. «Кровь моего ребенка!» – в ужасе поняла она.

Люси хотелось умереть. Она так ждала этого ребенка, так хотела его любить и воспитывать! Она надеялась, что он научит любить Айвэна… Но ее розовой мечте пришел конец. Боль раздирала ее, и ей казалось, что она тонет в теплой крови, собиравшейся под ней на простынях.

Врач и повивальная бабка пытались остановить кровотечение. Антония не отходила от нее ни на шаг и не выпускала ее руку. Служанки вбегали и выбегали, принося горячую воду, чистые полотенца и простыни и унося запачканные кровью. А где-то ближе к полуночи они унесли маленький сверток. Люси знала, что это ее ребенок. Она поняла это по тому, с какой тоской повивальная бабка посмотрела на него, а потом на нее.

Люси закрыла глаза и отвернулась. Боль прошла, по крайней мере – физическая. Но на ее место пришла другая: боль потери, утраты. Она потеряла ребенка, она потеряла то чудо, которое породили они с Айвэном. А значит, она потеряла и Айвэна. Хотя, по правде говоря, он никогда ей и не принадлежал. Но с ребенком она потеряла и надежду на то, что они когда-нибудь по-настоящему станут мужем и женой.

Горечь переполняла все ее существо. Ей было трудно дышать. Ей хотелось выплакать всю скопившуюся в ней боль, но слезы не приходили. Она походила сейчас на закупоренную бутылку, и только внутри у нее все содрогалось от отчаяния. Она выпустила руку Антонии и отвернулась к стене.

– Ей нужен покой, – сказал врач. – Давайте оставим ее одну. Ей сейчас очень плохо, но через несколько дней она поправится.

– Кто-то должен около нее подежурить, – заметила повивальная бабка. – Вдруг что-нибудь случится?

– Глупости, она молодая и сильная. И кровотечения у нее уже нет. Ей просто надо выспаться.

– Но у нее разбито сердце, – настаивала повивальная бабка.

– Я с ней посижу, – заявила вдовствующая графиня тоном, не терпящим возражений.

Врач что-то проворчал, но собрал чемоданчик и ушел. За ним последовала и акушерка, успев прошептать Люси на ухо:

– Не сдерживай себя, поплачь, детка. Поплачь по своему мальчику. Господь забрал его к себе, потому что ему он нужен больше, чем тебе. Ты сейчас этого не поймешь, но поверь мне: господь благословит тебя другим путем. И в другое время.

Люси кивнула. Но в душе она не верила повивальной бабке. Не могла.

Свет убавили, дверь закрылась, и в спальне установилась мрачная тишина. Люси чувствовала себя опустошенной. Малейшее движение причиняло ей боль, а мысли – еще большую. Но она заставила себя лечь на спину и посмотреть на Антонию. Лицо графини было серым. Такой старой и немощной Люси ее еще не видела. И ей стало страшно.