Рабыня моды - Ребекка Кэмпбелл Страница 75

— Ты видишь? — прошептал Людо, показывая на небо. Слова унес ветер, но я знала его настолько хорошо, что могла читать по губам. — Это брачный танец, самец приносит самке что-нибудь вкусное — лакомый кусочек падали, — и они передают его друг другу в небе. Это укрепляет доверие между ними.

Все, что я могла разглядеть, — это два скучных черных пятна на фоне огромных серых облаков.

— Как трогательно, — произнесла я, стараясь, чтобы это прозвучало без всякой иронии. Только в последнюю секунду я решила расслабиться и вести себя свободно. Мне пришлось сдерживать в себе огромное желание броситься ему на шею и умолять о прощении и любви.

Людо повернулся ко мне и улыбнулся:

— Ты проделала огромный путь.

— Многие мили.

— Почему ты приехала?

— Просто выходные оказались свободными.

Он снова улыбнулся.

— Я получил письмо от Вероники, — сообщил он.

— Она стала еще более ненормальной, чем раньше.

— Она была добра к тебе.

— Понимаешь, о чем я?

— Она писала что-то о ребенке в парке, о том, что ты пила пиво с какими-то аморальными типами. Она волновалась за тебя.

— Когда-нибудь я расскажу тебе эту историю. Ты будешь смеяться. Но она очень длинная.

— А есть сокращенный вариант?

— М-м… Это был не мой ребенок, не мое пиво и не мои бродяги.

Первый раз за все время Людо внимательно посмотрела на меня.

—А как насчет того шофера?

— Никак. Он просто ноль. И мне жаль, что я все испортила.

— Каждому позволено ошибаться. Тебе идут резиновые сапоги.

—А ты прекрасно смотришься в этих диких местах. Тебе, должно быть, здесь очень нравится.

— Я всегда считал, что так и будет. Сбылась мечта о том, чтобы сбежать из реального мира, оставить цивилизацию, ложь и притворство.

Я внимательно посмотрела на него.

— Я ведь никогда не стану лишать тебя всего этого, ты же знаешь.

— Кэти, хочешь, я кое-что скажу тебе? Что-то настолько секретное, что ты не должна никому об этом рассказывать, никогда.

— Продолжай.

— Обещаешь?

— Клянусь.

— Мне скучно. Все здесь до смерти надоело.

— Что?!

— Скучно ужасно, просто невыносимо, все достало. Я имею в виду орланов и оленей, и арктических чаек, и буревестников, и тюленей, и дельфинов. Все это очень здорово. Первые пару месяцев. Но я ни с кем не поговорил нормально с тех пор, как уехал из Лондона. Том в письмах рассказывает мне о жизни в большом городе. И я скучаю по ней, по всем ее мелочам. Я скучаю даже по машинам. Не могу здесь спать — слишком тихо.

— Так почему ты не вернешься домой?

Он снова взглянул на меня, нахмурившись, ощутив изумление, досаду и нежность в одно и то же время.

— Я не могу бросить орланов… пока не могу. До тех пор, пока они не выведут птенцов. Я нужен им.

— Могу подождать, если ты хочешь.

— Я должен рассказать тебе о Веронике.

— Ты не должен мне ничего рассказывать.

— Нет, я хочу это сделать. Мы провели вместе ночь.

— Да, я знаю.

— Знаешь?

— Она сообщила мне.

— И что именно она сообщила?

— Что ты встретился с ней, напился, затащил в постель.

— Но ничего не было.

— Ничего?

— Ну, почти ничего. Мы просто потискались. Я немного перевозбудился, а утром чуть не умер от стыда.

— Так что у вас не было двухнедельного романа?

— Романа? О Боже, нет, конечно!

— А зачем тогда ты говоришь мне об этом?

— О, просто чтобы все выяснить. Я не хотел, чтобы что-то осталось недосказанным. Ненавижу тайны.

— Я бы не стала возражать, если бы у вас действительно что-то было с Вероникой. Думаю, я задолжала вам обоим нечто подобное.

— Задолжала нам любовную связь?

— Я должна вам прощение.

— Ты действительно изменилась, правда, Кэти?

Я не была уверена, спрашивает ли он или констатирует факт.

— Жить — значит изменяться. Это невозможно остановить. Если ты имеешь в виду, стала ли я лучше, добрее и мудрее, не знаю. Может, немного. А если тебя интересует, стала ли я менее тщеславной, эгоистичной, циничной, люблю ли я моду меньше и готова ли по- прежнему отдать все ради достижения цели… Тогда нет, в этом я осталась прежней.

— Не уверен, что терпел бы тебя другую.

— Не знаю, был бы у тебя выбор.

— Но есть еще кое-что. Не знаю, как правильно сказать…

Я положила голову на плечо Людо и осторожно обняла его за талию. Мы вместе смотрели на птиц, теперь они подлетели ближе, и их было хорошо видно на сером фоне. Сильный ветер подбрасывал орланов, и они казались игрушками великих сил, не подвластных никому, и в то же время искусными властителями своих судеб, очаровавшими ветер своим изысканным оперением и проворными телами.

И когда мы смотрели на них, в моей голове родились слова, слова из другого времени. Слова о чистоте и способности прощать, о новом начале и еще — слово «да», священное «да».

Наверное, я прошептала его вслух, потому что Людо осторожно дотронулся пальцами до моей щеки, пристально посмотрел мне в глаза и произнес (в этот раз я знала, что он спрашивает):

— Да?

И естественно, разве я могла сказать что-нибудь другое, чем еще одно и на этот раз окончательное слово «Да!».