Распутница - Розмари Роджерс Страница 71

– Разве тебе не нравится, когда тебя раскрашивают и с тобой играют, моя милая, очаровательная жена? Разве Фернандо не ценил тебя?

– А-а-а-а! – На этот раз крик Тристы, полный ненависти и отчаяния, был таким громким, что мог поднять на ноги весь лагерь.

Не задумываясь, разгневанный Блейз заткнул ей рот рукой и тут же почувствовал, как в его ладонь вонзаются острые зубы. От неожиданности и боли он тоже вскрикнул:

– Проклятая волчица! Ты хочешь, чтобы у меня появилась водобоязнь? – Инстинктивно поднеся ко рту покусанную руку со следами зубов, Блейз другой, здоровой рукой дал Тристе пощечину, ее голова безвольно склонилась.

На одно ужасное мгновение Блейзу показалось, что он убил ее. Испытывая такие отчаяние и ненависть к себе, о которых до сих пор не имел даже представления, Блейз наклонился и прижался губами к покрасневшей и уже вспухшей отметине, появившейся на шелковистой щеке:

– О Боже! Боже мой, Триста, родная, прости меня! Проклятие! С тобой все в порядке? Триста, черт побери, я не хотел тебя ударить! Клянусь, я отвезу тебя, куда захочешь. Триста…

Она повернула к нему голову, посмотрела на него своими серебристыми глазами, из которых текли слезы, – и засмеялась.

Глядя на потрясенное, разгневанное лицо Блейза, Триста смеялась высоким, истеричным смехом.

– Ты меня ударил! – крикнула она, не в силах сдержать рыдания. – А вот Фернандо постоянно меня избивал или заставлял это делать Нордстрема, и это было гораздо больнее! О, гораздо больнее! Тебя когда-нибудь связывали и избивали как скотину, Блейз? Ты ведь именно это хочешь сделать, прежде чем пригласишь своих друзей – или даже случайных знакомых – поиметь меня? Но ведь я уже приручена, не так ли? Тебе не нужно меня бить – я и так сделаю все, что ты хочешь, и с кем угодно! Ты понимаешь, Блейз? С кем угодно?

Внезапно те сексуальные игры, в которые он играл с ней, показались Блейзу нелепыми и уродливыми и такими же отвратительными, какими, очевидно, казались Тристе. Ему следовало самому обо всем догадаться по намекам Чэрити, да и сама Триста не раз проговаривалась. Черт бы побрал его ревность! Блейз должен был поверить в то, что на самом деле всегда чувствовал. А теперь? Теперь слишком поздно. Поздно для них обоих – по крайней мере для того, чтобы быть вместе.

– Ты истеричка! Невозможно больше выносить такую визжащую, истеричную бабу! Раз пощечина тебя не вылечила, остается только один способ!

Строгий тон Блейза Давенанта не имел ничего общего с его подлинными мыслями и чувствами. Блейз стремительно завернул Тристу в одну из шкур и вынес ее из хижины. Внимательно наблюдавшие за происходящим соседи сразу же тактично отвели взгляды.

Только когда Блейз бросил Тристу в ледяную воду ручья, который шаман называл Ручьем Жизни, она перестала неудержимо всхлипывать и закричала снова – на этот раз от потрясения и ярости.

– Я… я… о-о-о! Черт тебя побери, отвратительный подонок! Черт…

Она не успела договорить, потому что Блейз хладнокровно засунул ее голову в ручей. Через несколько секунд Триста вновь появилась на поверхности, задыхающаяся от воды и от проклятий.

Уж лучше такая реакция, чем те слова, которые вырываются из темных тайников ее души. Теперь Блейз твердо знал то, о чем догадывался с тех пор, как впервые прижался губами к ее губам, чтобы вернуть Тристе дыхание. Ведьма она, шлюха – какая разница? Со школьных времен Блейзу запомнилась одна поэма – «Прекрасная дама, не знающая пощады». Она очаровала его, околдовала, и ради спасения собственной души он не должен дать ей догадаться об этом… По крайней мере не сразу, если хочет сохранить свое эфемерное «я».

Пока Триста отплевывалась и ругалась, Блейз оттащил ее подальше от стремнины и положил на берегу. Ноги Тристы все еще колотили по воде, когда Блейз встал рядом на колени и вновь вошел в нее.

Шаман знал, что это должно было случиться. Увидев, что происходит, Пакита перебралась в маленькую хижину, заявив всем, что наступило то самое время.

Тристу уже ничего не беспокоило. Ей предстояло вернуться «домой» – что бы это ни означало. Вырваться из дикой реальности, когда все приходилось принимать как данность, а она сама превратилась в бесчувственное существо, вещь, которую мужчина, ее владелец, мог взять, а мог и отвергнуть.

Ее уже столько раз брали и использовали, совершенно не интересуясь ее чувствами! Что может изменить еще один раз?

После того что произошло между ними, Блейз почти перестал замечать Тристу. Он стал уделять гораздо больше внимания Паките. Иногда по ночам, пытаясь заснуть, Триста слышала, как они разговаривают.

Но ведь он поклялся в целости и сохранности вернуть ее в цивилизованный мир. Собирается ли он выполнить свое обещание?

Тристе нужно бежать от него, или он ее уничтожит. Теперь Блейз брал ее, когда ему заблагорассудится, и Тристе ничего не оставалось, кроме как верить, что скоро – очень скоро – она освободится от этого рабства… этого бесконечного рабства души. Но почему, собственно, она должна в это верить? Он ведь спал и с Пакитой, грязный подонок, об этом она знает наверняка!

Неужели Пакита тоже беременна от него? Триста носит его ребенка, но никогда ему об этом не скажет, как и Пакита, которая предпочтет, чтобы Триста не стояла у нее на дороге.

Триста играла, но не подозревала, что и Блейз тоже играет. Его заставляла это делать чертова мужская гордость. Блейз это понимал, но продолжал играть.

Не зная в точности, что происходит, Пакита почувствовала неладное. Она прямо заявила, что Блейз должен сделать выбор, поскольку ясно: Триста не хочет делить мужа с другой женщиной.

– Если Бегущий Волк не захочет Знахарку, то он получит меня. Ты должен сейчас все решить раз и навсегда! – сказала Пакита. Глаза ее искали и не находили во взгляде Блейза того, что хотели бы найти. – Думаешь, я не знаю, к кому у тебя душа лежит? – чувствуя его нерешительность, более твердо продолжила Пакита. – Ты ведь хочешь ее – эту женщину, которая спасла тебя, но которая может и навредить! Когда-то мы с тобой хотели друг друга – ты и я, – но это было очень давно, и наши чувства оказались не такими сильными, чтобы связать нас. А теперь ты должен поступить так, как говорит твое сердце.

А что на самом деле говорит его сердце? Триста, ведьма с серебряными глазами и черными волосами, выбрала его, хотя должна была поступить совсем наоборот. Блейз никак не может принимать ее такой, какая она есть.

Совершенно ясно, что Триста желает быть свободной, хотя Блейз всегда мог заставить ее испытать желание. Но желало только тело, а не разум и не душа.

– Я хочу освободиться от тебя! – часто повторяла Триста, даже в тот момент, когда ее тело жаждало его.

– Куда ты хочешь уйти? Или, точнее, к кому я тебя должен доставить? – насмешливо спрашивал ее Блейз.

И однажды Триста, не желая больше повторять то, что говорила раньше, ответила: