Тайное венчание - Елена Арсеньева Страница 70

– Итак, сей недостойный смиренного одеяния своегонамеревался исполнить некую тайную миссию ордена в Украйне. Едва перейдяроссийскую границу севернее Очакова, он был в числе обоза, едущего на ярмарку,перехвачен отрядом крымчаков и возвращен за границу вновь; уже в качественевольника. Тяготы его плена длились почти полгода, пока наконец монах не былвыигран в кости каким-то вздорным ногайцем, который, не зная, что делать сосвоею расхворавшеюся добычею, решился ее наконец прибить. Однако в то самое мгновение,когда татарин уже обнажил саблю, а пленник, прощаясь с жизнью, распевал своичерные гимны, откуда ни возьмись появился молодой запорожец и начал с татариномрубиться. Монах был связан, а потому ни бежать, ни подсобить своему заступникуникак не мог и принужден был просто следить за битвою. Длилась она долгоевремя, но никак не могли супротивники одолеть друг друга. Наконец оба, изряднопритомившись, разъехались дух перевести. Татарин насмешливо выкрикнул: «Чемсилы в бою тратить, не лучше ли обменяться?» Он отдаст казаку пленника, а тотему – коня. Призадумался казак – каково без коня в дикой степи! – ататарин, его подзуживая, занес саблю над головою монаха. Этого казак вынести несмог и криком закричал, умоляя пленника пощадить. Он спешился и подвел коня кногайцу, тот, почуяв слабину противника, решил покуражиться над ним и заявил,что и зубы-то у коня сточенные, и копыта стоптанные, и брюхо вздутое, и на ногион засекается, мол, этакая кляча ему и даром не нужна! И сабля его уже почтиполоснула по горлу обессиленного монаха.

Тогда казак пал на колени и принялся самыми жалкими словамизаклинать номада пощадить страдальца. Долгие мольбы были тщетны, пока вконецотчаявшийся запорожец не предложил в придачу к коню еще и молодую женщину.

Ногаец оживился. Казак ринулся в ближний лесок, откуда ипривез некую черноглазую красавицу. Была она по рукам и ногам связана, бледна,молчалива, а на казака даже не глядела, будто его и не было. Когда запорожецпередавал ее татарину, лютой ненавистью сверкали ее очи. Татарин выпустилповод, на котором таскал своего пленника, словно пса безродного, перекинулчерез седло девицу и с криком: «Мне за нее дадут хорошую цену в Кафе!» – былтаков, оставив вконец обессиленного монаха и рыдающего запорожца. Наконец,собравшись с силами, тот развязал путы пленника, буркнул по-латыни несколькослов, по которым сии исчадия ада безошибочно узнают своих, показал также клеймона руке – крест в венце, а потом, ссудив монаха краюхою хлеба и указав, кудадержать путь, чтобы покинуть эти кишащие ногайвой да крымчаками земли, пешкомпустился вслед за татарином, коего, конечно, давно и след простыл…

Миленко умолк.

Десятка почем зря матерился, то и дело крестясь. Однако Лехсидел неподвижно и молча смотрел на своего побратима. Сердце его застучалобыстрее.

– Что еще говорил монах? – спросил Лех, и емупоказалось, что он знал ответ еще прежде, чем Миленко заговорил.

– Он запомнил только имя дивчины. Казак называл ее Дариною!

– Господи, – едва выговорил Лех пересохшимигубами. – О господи!

Десятка так и подскочил. Видимо, он вспомнил, что емурассказывали о себе молодые запорожцы накануне путешествия по Днепру, и теперьвнезапная догадка ожгла его:

– Это были они? Славко с Дариною?!

– Знать, что так. – Лех невероятным усилием усмирилсвое отчаяние. – Это были они… Я-то думал искать их по Уманщине, а теперь,значит, впереди Кафа.

– Кафа! – прошептал Десятка. – То ж врата ада!..