Каменное сердце - Луанн Райс Страница 70

— Ты ничего не скажешь? — спросила наконец Мария.

— Он рассказал еще что-нибудь? Что мы делали?

— Душили друг друга. — Мария замолчала, глядя прямо в лицо сестры. — Думаю, все усугубляется еще и тем, что ты не хочешь видеться с ними.

— Я не хочу, чтобы они видели меня здесь, — произнесла Софи.

— Господи, ты говоришь в точности как Хэлли, — сказала Мария. — Она не хочет видеть тебя здесь, а ты не хочешь, чтобы дети увидели здесь тебя. Проблема в том, что ты все равно здесь!

— Душили друг друга, — медленно отозвалась Софи, как будто прислушиваясь к своим ощущениям.

— Я не смогу выносить это долго. — Мария почувствовала, как у нее начинает кружиться голова. — Я понятия не имею, что с ними делать. Они ходят к доктору Миддлтон, но как узнать, помогает ли она им? Я не справляюсь со своей работой и, по-моему, не справляюсь с детьми.

— Сделай глубокий вдох, Мария, — ласково сказала Софи. — Опусти голову между коленями.

Мария последовала совету; кровь прилила к ее глазам. Она подняла голову и посмотрела на сестру.

— Скажи, что мне делать?

— Ты все делаешь правильно, — продолжала Софи. — С тобой им живется лучше, чем с кем бы то ни было еще.

— Им нужно увидеться с тобой, — сказала Мария.

— Я подумала, что они могли бы прийти на концерт, — заметила Софи, отводя взгляд.

— Какой концерт?

— О, дурацкая затея администрации тюрьмы. Думаю, это делается для того, чтобы мы не чувствовали себя ни на что не годными и обнаружили в себе скрытые таланты. Бесс будет показывать карточные фокусы.

— Ты могла бы спеть, — предложила Мария.

— Я не буду петь, — ответила Софи, и ее глаза наполнились слезами. Она попыталась утереть их указательными пальцами, но слезы так и текли у нее по щекам. — Каждую ночь во сне я вижу своих детей. Как мы живем счастливой семьей, все вместе, в городке вроде Хатуквити, только в Австралии или где-нибудь еще.

— Послушай меня! Слушай! — повысила голос Мария. — Это все фантазии. Фантазии и сны. Реальность заключается в том, что у тебя двое замечательных детей, которые нуждаются в тебе. А мне с ними не справиться. Ты меня слышишь, Софи?

— Я слышу, — сказала Софи сквозь слезы.

— Тогда расскажи мне все, чтобы я знала, с чем мне предстоит столкнуться. Они видели, как ты убила Гордона? Что вообще они знают?

— Все, — сообщила Софи.

— Все? — спросила Мария, и у нее перехватило дыхание.

— Да, все.

Сестры посмотрели друг на друга; их молчание нарастало, пока не стало почти осязаемым. Софи опустила взгляд на свои руки и начала рассматривать обломанные ногти. Потеребила нитку, торчавшую из левого рукава платья. Потом подняла глаза.

— Они видели, как я застрелила Гордона, — сказала она.

— Софи? — отозвалась Мария, потому что сестра вдруг замолчала.

— Я сделала это у них на глазах. Они смотрели телевизор, а потом услышали, как мы кричим друг на друга. Обычно я никогда не кричу. Просто слушаю. Поэтому, наверное, они и переполошились, услышав мой голос. Они прибежали в спальню. У меня в руке был пистолет — Гордон стоял, прислонившись к стене возле окна, там, где висит фотография Хатуквити в двадцатые годы.

Она посмотрела на сестру, чтобы убедиться, поняла ли она, о каком месте идет речь. Мария кивнула.

— Я сказала детям отойти и выстрелила. Я знала, что они стоят рядом, но мне было наплевать. Я выстрелила пять раз. Саймон кричал и просил меня остановиться. Фло обнимала меня за колени и плакала. Когда я перестала стрелять, они не произнесли ни слова. Молчали как рыбы. Они забрались к нам на кровать — она была вся смята, потому что мы с Гордоном лежали на ней. За час до этого мы занимались любовью. — Софи рассмеялась, но смех перешел в рыдание. — Они смотрели, как я, с плачем и воем, выкидывала тело их отца из окна.

Мария вспомнила, как нашла детей в кровати: они смотрели на следы крови и волос Гордона на стене.

— Почему ты сделала это, Софи? — прошептала она.

Софи нетерпеливо потрясла головой:

— Потом я пошла к реке. Я оставила детей одних, в комнате, в которой только что убила их отца, на целых полчаса. Я словно потеряла рассудок. Я хотела поскорее отделаться от пистолета, спрятать улики. Ты знаешь, где я его выбросила?

— Знаю. Возле нашего каменного сердца.

— А потом я вернулась домой и увидела Гордона, лежащего на дороге. Это последнее, что я помню, до тех пор, пока ты не приехала. Я даже не помню, как позвонила тебе.

— Почему ты сделала это? — снова спросила Мария.

Софи проигнорировала ее вопрос.

— Теперь ты понимаешь, почему я не хочу видеть детей? После всего, через что они прошли из-за меня?

Мария кивнула:

— Я понимаю. Но ведь они сами хотят повидаться с тобой — это все меняет.

Софи пожала плечами:

— Иногда я думаю, что они простили бы меня, если бы знали, через что мне пришлось пройти. Но я знаю, что это невозможно.

— Не так уж невозможно, — заверила Мария.

Софи усмехнулась:

— Какая глупость, этот тюремный концерт. Мы, шайка убийц и грабительниц, должны будем петь и танцевать.

— Недавно я вспоминала, как ты пела «Лунную реку», — сказала Мария. — Однажды ночью, когда жара нам не давала заснуть.

— Это было так давно, — отозвалась Софи со слабой улыбкой.

Мария хотела, чтобы сестра продолжала говорить. Ей нужно было узнать все.

— Я должна признаться тебе кое в чем. Помнишь ту красивую маленькую богиню, которую ты мне подарила? Я продала ее.

— Я знаю.

Удивленная, Софи подняла глаза.

— Я наткнулась на нее в Блэквуде, — объяснила Мария. — И подумала, что ты потратила деньги на платье, в котором была на празднике у Эда и Гвен. — Марии не терпелось вернуться к разговору о той ночи, когда Софи убила Гордона.

— Нет, — сказала Софи. — На них я купила пистолет.

На несколько секунд Мария замерла, пытаясь переварить эту новость.

— Ты меня слышала? — спросила Софи.

— Ты сказала об этом Питеру? Или Стиву?

— Нет. Об этом знаешь только ты, — мягко произнесла Софи. — И ты никому не скажешь.

— Где ты его купила? — спросила Мария.

— У одного знакомого из Стэмфорда. Торговца антиквариатом.

— Пистолет старинный? — поинтересовалась Мария, почувствовав, что сестра пытается избежать этой темы.

— Нет, новый. Он продал мне его просто так, без документов. Полицейские решили, что пистолет принадлежал Гордону. Будто тот хранил его в своей тумбочке на случай ограбления. Но у Гордона в жизни не было оружия.