От любви до ненависти - Елена Белкина Страница 70

Жену нужно выбирать (в его возрасте и с его опытом) строго по расчету. Чтобы любила и признавала его первенство в доме. Чтобы не была ревнивой. Чтобы была хозяйственной. Чтобы любила детей.

И Борис, еще раз мысленно пробежав список своих бывших любовниц, вспомнил — конечно же! — Евгению Лаврину, Женечку.

Ей двадцать шесть теперь, а в пору их романа, не так уж и давно, было двадцать четыре. Она была чуть ли не единственная незамужняя в длинной череде его замужних пассий. Узнав это обстоятельство, Борис чуть было не дал ход назад, но, приглядевшись к Женечке, понял, что опасности никакой нет: она по природе просто не способна требовать от кого-то что-то, обладая при этом феноменальной способностью быть благодарной. Этим в общем-то она его и поразила, когда он ее увлек в свою паутину, привел домой, говоря, что это квартира друга. Она ошеломила его, когда после нескольких часов любви, стала говорить такие слова, что его даже оторопь взяла.

— Ты мой король навсегда, — говорила она, глядя на него преданными глазами. — Ты самый лучший. Я умираю от счастья.

И т. д.

Причем мужчины у нее были, и даже один гражданский муж, Борис навел предварительно справки. Неужели он в самом деле оказался лучшим? Потом он догадался, что для Женечки лучшее было то, что перед глазами. Счастливейший характер! — даже позавидовал он.

Женечка в тот вечер восхищалась решительно всем: его квартирой, видом с лоджии, его кухней.

Но, между прочим, восхищаясь, она легко и быстро приготовила замечательный ужин. (То и дело приговаривая: «Какая ложечка замечательная! Фамильное серебро?») Не преминула восхититься и собственным блюдом, которое приготовила.

Ее радость была заразительна, и Борис, помнится, весь вечер пребывал в хорошем расположении духа. Однако наставал момент прощания, поскольку он, верный своим правилам, не хотел оставлять ее на ночь. А она сама заговорила об этом:

— Наверно, ты не хочешь, чтобы в квартире друга ночевала посторонняя женщина. Я сейчас уйду. Хотя мне некуда спешить.

Странное чувство появилось у Бориса, и он вдруг сказал:

— Да нет, здесь ночуют. И вообще, это моя квартира.

— Мужчины любят заметать следы! — лукаво погрозила ему пальчиком Женечка.

— Дело в другом. Через полчаса ко мне должна прийти другая женщина.

— Понимаю. Еще бы. Тебя все должны любить. Ты сокровище, а не человек.

Фантастика какая-то! — подумал Борис. И сказал:

— Она может и раньше прийти, так что ты, пожалуйста, иди. До трамвайной остановки знаешь как добраться?

— Знаю.

— И будь осторожна, у нас тут пошаливают в последнее время. Подростки-насильники.

— Ничего, я везучая.

— Двадцать минут до остановки тащиться! — лицемерно посочувствовал Борис.

— Это хорошо. Если б сорок — еще лучше.

— Почему?!

— Потому что идешь… Думаешь… О тебе вспоминаешь… Об этом роскошном вечере… Я обожаю идти и думать. Могу весь город насквозь пройти.

Борису даже совестно стало.

— Извини, — сказал он. — Я пошутил. Оставайся.

Она была счастлива — безумно!

И это был тот редкий случай, когда он оставил женщину на ночь.

Утром проснулся от запаха кофе. Вышел на кухню: стол был идеально сервирован, а Женечка — свежа, хороша, приветлива.

Он провел с нею еще два дня, не уставая удивляться тому, насколько она поглощена им, насколько неутомима в восхищении каждым его словом и жестом. Но потом испугался: как бы дело не зашло слишком далеко!

И под каким-то предлогом расстался с нею, предпочитая после расставания думать, что она восхищается тем, кто перед глазами.

Но вдруг нет? Вдруг все-таки именно он, Борис, чем-то поразил ее?

Проверить нетрудно: ее рабочий телефон у него в записной книжке.

Он позвонил.

Услышав его голос, Женечка так обрадовалась, будто он воскрес из мертвых.

— Что ты? Где ты? Что с тобой случилось? — кричала она.

— Я болел, — сказал Борис. — Ты хочешь меня видеть?

— Господи, он еще спрашивает! Когда?

— Через час будь на углу Краковской и Лыховской в лыжном костюме. Поедем на лыжах кататься.

— Ой, мне отпроситься надо, даже не знаю… — огорчилась Женечка.

— Как хочешь, — сухо сказал Борис.

— Да нет, я смогу, смогу!

И через час она стояла на назначенном месте в меховом пальто, из-под которого виднелся лыжный костюм.

Борис с удовольствием отметил, что выглядит она замечательно. Он подкатил на машине, она вскочила, счастливая донельзя.

— Вот подарок так подарок! — говорила она. — Мне и так везет в последнее время, а тут вообще просто!

— В чем везет? В мужчинах? — насторожился Борис.

— Тут минус. После тебя какие мужчины вообще?

Борис улыбнулся.

Они приехали на лыжную базу «Старт», где у Бориса был прикормленный и припоенный сторож Федотыч, всегда выдававший ему лучшие лыжи (своих у Бориса не было: он катался слишком редко), указывавший самые лучшие, накатанные маршруты и, главное, с ненахальным подмигиванием вручавший ключик от комнаты, соседствующей с раздевалкой и всегда жарко натопленной, там спал сам Федотыч, но содержал ее в чистоте и опрятности. В этой комнатке у Бориса не раз случались и эпизоды мимолетных романов, и начала Больших.

Федотыч как штык был на месте. Получив сверток с копченым салом, которое он обожал, и бутылку «Очищенной русской», он бросился обслуживать гостей.

Через несколько минут они были на лыжне, Женечка уже взбежала на небольшой холм, откуда начинался долгий и приятный пологий спуск, и стояла там, переполненная восторгом, озирая окрестности. В своем красно-синем костюме, с распущенными волосами, не крашенными, а черными от природы, с лицом, на котором не было косметики (только губы блестели, покрытые кремом от обветривания), она была яркой, как на цветной фотографии. Будто живая реклама зимней спортивной одежды.

И такая женщина — ничья, не замужем? — поразился Борис. Где глаза у мужиков?

Он пропустил ее вперед. Из двух соображений. Первое: подавляющее большинство женщин по лыжне идут некрасиво. И от неумелости, и от того, что сами лыжные колеи заставляют невольно косолапить, расставляя ноги. (А некрасивее всего смотреть сзади на профессионалок с их ужасающими мышцами, с их приспособленным только для лыжни и для побед могучим крупом!) И Борису невольно хотелось увидеть эту некрасивость, он поймал себя на том, что поневоле ищет недостатки в Женечке. Второе соображение: женщина идет по лыжне медленнее, а утомляться нельзя — он по опыту знает, как болят нетренированные мышцы даже после часа лыжной прогулки, и потом их может даже судорогой свести в самый ответственный момент. К тому же он вообще не любил, когда кто-то идет за спиной. Это и лыжни касалось, и жизни вообще.