Барселонская галерея - Олег Рой Страница 7

Дэн Вербовский не был циничным коллекционером, для которого главное доказательство своей мужественности — это огромное количество женщин, прошедших через его постель. Не был он также и гениальным любовником, донжуаном по призванию, вроде тех, кто искренне влюбляется в каждую женщину и способен силой своего чувства и темперамента превратить серую мышку в королеву. Таким, скорее, был его отец.

Дэн искал свою половинку. Планка его притязаний поднималась с каждым годом. Может, это было нежизненно и неразумно, но компромиссов Денис не любил.

Друг Олежка частенько подшучивал над ним:

— Смотри, Дэн, не увлекайся так, а то чем больше у тебя становится седых волос, тем большими совершенствами должен обладать твой идеал. Так ведь и будешь сидеть беззубый в инвалидном кресле и мечтать о Мисс Вселенной.

— Нет, братец, это ты будешь мечтать, — парировал в ответ Дэн. — А я найду наконец то, что мне нужно, и получу это.

Он верил, что когда-нибудь так и будет. И Олежка в него верил, и его отец, да и все остальные. Потому что, глядя на Дениса Вербовского, не верить было невозможно.

Правда, про седые волосы друг детства упоминал не для красного словца. Дэн, как и его отец, седеть начал довольно рано. Но это его не портило, скорее наоборот — придавало ему дополнительное очарование в глазах прекрасного пола.

В Москве Дениса ждали четыре комнаты на Большой Бронной и такое же количество подруг: женщина-вамп Лола (любовница с двухмесячным стажем), юная красотка Полина (потенциальная), Белла (периодическая) и «женщина на все времена» Алла. Только сейчас он заметил, что в именах всех его дам есть буква «л», и улыбнулся этому забавному совпадению.

И еще его ждала работа. Как и Олег, Дэн работал много и успешно. И был сам себе хозяин. Но если другу просто повезло — он, как говорится, оказался в нужном месте в нужное время, то Денис добивался возможности работать на себя долго и упорно. Он был своенравен, честолюбив и эгоистичен: весьма взрывоопасная смесь для подчиненного, да и для начальника, если он госслужащий, а не владелец собственной компании. Но, на счастье, и у нас теперь есть возможность вести собственный бизнес. Много вкалываешь, но и живешь по-человечески.

Денис занимался лифтами и эскалаторами. Сразу после строительного института он попал по распределению на «Мослифт» и сумел обзавестись там не только нужными знаниями и опытом, но и полезными знакомствами. Через несколько лет Денис уже занимал хорошую должность в представительстве «ОТИС», а в середине девяностых возглавил собственную фирму и освоил не только торговлю импортом, но и производство. Как ни странно, дела пошли в гору после кризиса девяносто восьмого года. Компания Дениса сумела удержаться в лидерах. К олигархам Дэн себя не относил, но считался человеком вполне состоятельным. И был бы вполне доволен жизнью, если б не конфликты с отцом на почве профессиональных интересов. Георгий Борисович был твердо уверен в том, что бизнес — это сплошной обман и криминал. А его сын искренне не понимал, что может быть привлекательного в профессии дирижера.

Как многие родители, Георгий Борисович мечтал, что сын станет его преемником, продолжит династию дирижеров Вербовских или, в крайнем случае, станет великим музыкантом. Поэтому Дэна, что называется, с младых ногтей приобщали к прекрасному, учили слушать и понимать музыку, играть на фортепиано, водили на симфонические концерты, на оперы и балеты в театр. А маленький Дениска никак не мог взять в толк, для чего музыкантам, у каждого из которых перед глазами ноты, нужен этот отвлекающий фактор в виде человека в черном фраке и белой накрахмаленной рубашке, машущего перед ними палочкой. Отец не раз доказывал ему необходимость своего дела. Но упрямый сын верил только в свои ощущения. И про себя обобщал все объяснения одним коротким словом «туфта».

Старший Вербовский считал свою специальность не просто нужной, но и «волшебной», «магической», «мистической», и что-то еще в таком же роде. Более того, он был уверен, что именно своей профессии обязан успехом у женщин. Денису же это казалось смешным. Он терпеливо выслушивал пылкие рассуждения Георгия Борисовича об особом, отдельном мирке оркестровой ямы, о тончайших энергетических нитях, которые возникают между людьми, творящими музыку, о нюансах психологического настроя, благодаря которым концерты бывают удачными и провальными, о положительных зарядах, которые идут от дирижера к оркестру, потом к залу и возвращаются в десятикратном размере, и прочем в том же духе, но был уверен, что все это ненужная лирика и излишняя чувствительность, мешающая жить. Как ни старались отец и обе бабушки, музыкальное воспитание не принесло своих плодов, скорее — наоборот. У Дениса выработалось не то чтобы отвращение к классической музыке, а, как бы это выразиться, активное сопротивление ей. Он честно отучился несколько лет в музыкальной школе, но потом, при первой возможности, переметнулся в секцию футбола. И окончательно понял, что высокое искусство — не для него. Вот старый добрый рок-н-ролл, современное кино или хай-тек — это пожалуйста. А фуги Баха или симфонии Шнитке — нет уж, увольте. Это без меня. Как и поэзия Рембо, картины Пикассо и прочие изыски для эстетов. Сейчас, прогуливаясь по набережной, Дэн бросил прощальный взгляд на собор Святого Семейства и мысленно пожал плечами. И что люди в нем находят? Почему считают шедевром всех этих каменных птиц, зверей, эти «цветущие» деревья и кусты? Монументально, спору нет. Но красиво ли? Лично у него весь этот зоопарк вызывал легкое отвращение. На его взгляд, скульптуры выполнены слишком помпезно, словно мертвое претендовало на звание живого. Хотя отец, конечно, считал иначе.

В последние годы Денис и Георгий Борисович все больше отдалялись друг от друга. Не ссорились, просто виделись очень редко, общаясь преимущественно по телефону. Да и когда было видеться? В театр к отцу Дэн не ездил, тот к нему в офис — тем более. А жили теперь далековато друг от друга. Лет десять назад, когда стало модным селиться за городом, Денис тоже решил обзавестись собственным «имением», тем более что для этого были все основания — волею судьбы дача отцовских родителей находилась не где-нибудь, а в поселке Раздоры, рядом с Рублевским шоссе. В советские времена, разумеется, никто и не предполагал, насколько престижным станет этот район — люди просто стремились иметь дачи недалеко от города и в красивой местности. Зато теперь у Дениса были все основания гордо заявлять: «Я вырос на Рублевке».

В конце девяностых Вербовским удалось выгодно прикупить пару участков, примыкавших к их даче, и в итоге, после нескольких лет строительства, они стали владельцами симпатичного коттеджа, окруженного садом в английском стиле. Дэн пробовал жить в Раздорах, но ему быстро надоело тратить время на поездку в Москву и обратно. И он вернулся в квартиру на Бронной, а Георгий Борисович остался в загородном доме и не на шутку увлекся «сельской жизнью», как это называл Денис. Сын навещал его. Но не слишком часто. Все как-то было некогда — то работа, то личная жизнь, то другие дела, вот, например, покупка квартиры в Барселоне.

Дэн позавтракал в маленьком ресторанчике, вернулся в гостиничный номер, поглядел в зеркало, погладил ладонью вчерашнюю щетину. Бриться или нет? Пожалуй, нет. Так тоже обаятельно, да и времени уже в обрез. Сполоснулся под холодным душем, переоделся в джинсы и бежевый пуловер и, подойдя к бару, плеснул в пузатый бокал немного коньяка — на посошок. Потом взял собранную сумку и бросил прощальный взгляд на комнату. Теперь он приедет в Барселону в октябре или начале ноября. И будет жить не в отеле, а в собственной квартире. А его любимый номер займет кто-то другой. И это стало неприятно.