Просто знать, что ты есть - Дженнифер Хейворд Страница 7

– Я слишком занята.

– Но мужчины наверняка вас добиваются?

Сесили налила себе охлажденного вина.

– Родители хотят, чтобы я вышла замуж за Нокса Хендерсона. Он владеет половиной Техаса. Они постоянно устраивают нам встречи, но он меня не интересует.

– Почему? Он некрасивый? Старый? Скучный?

– Он молодой, привлекательный и богатый. И знает это.

– Что же в нем не нравится? Женщине необходим сильный, успешный мужчина.

Она ничего на это не ответила, а он продолжил свои вопросы:

– Но хоть какой-то шанс вы ему оставили?

– Вы о чем?

– Вы его целовали?

– Да. Не понравилось. – И, вспомнив слова Томми, которые случайно услышала на конюшне, решилась сказать: – Я знаю, о чем конюхи спорят.

– Спорят?

Она махнула рукой.

– Не прикидывайтесь. Они спорят о том, насколько я холодная и бесчувственная. А может, так оно и есть.

Алешандру потер подбородок.

– Неужели этот Нокс настолько плох?

– Уверена, что многие женщины на него клюнули бы. Но не я. Он будет на вечеринке в пятницу, вот вы его и увидите.

– Кстати, о вечеринке. Очень любезно, что вы приглашаете работников, но мне нечего надеть. Я вроде Золушки.

– Вам же сегодня заплатили. Купите что-нибудь в городе. – Почему-то ей захотелось сравнить Коулта и Нокса. – Это была мамина задумка приглашать работников. Она всегда ценила семейную атмосферу.

– Традиция очень хорошая. Вы, видно, скучаете по матери. Вы ведь рано лишились ее.

– Каждый день скучаю. – Сесили опустила глаза. – Она умерла здесь. Вот почему папе не нравится, чтобы я приезжала сюда одна.

Алешандру приподнялся на локте.

– А разве она умерла не во время соревнований?

Сесили покачала головой.

– У них с папой произошла крупная ссора. Я знаю, потому что в доме было всем все слышно. Папа улетел в Нью-Йорк по делам, а мама, взвинченная, оседлала лошадь и ускакала, никому не сказав куда. Когда я закончила занятия с тренером, то отправилась ее искать. Я знала, что она должна быть здесь, потому что это ее любимое место. Я нашла ее шляпу на земле и поняла: что-то случилось. Мы несколько часов ее искали, но безрезультатно. И уже возвращались домой, когда увидели Зевса, ее лошадь. Мама упала, и Зевс тащил ее за стремя. Он тащил ее домой.

– Какой ужас. Мне очень жаль, – сказал Алешандру.

Самый страшный день в ее жизни.

Она отдала бы все на свете, лишь бы вернуть свою умную, добрую маму, чтобы та помогла ей выбраться из клубка злоключений.

Сесили смотрела на игру солнечных лучей на поверхности воды.

– Не думаю, что отец простил себя за это. Да и я не простила его. Умом я понимаю, что это не его вина, но… мне так сильно ее не хватает.

– Вы не узнали, почему они поссорились?

Сесили покачала головой:

– Папа отказывался об этом говорить. Одна из служанок сказала мне, что они ссорились из-за Зевса. Но в этом нет никакого смысла. Папа никогда не вмешивался в мамины дела, в то, как она выбирает лошадей.

Алешандру глотнул пива, помолчал и спросил:

– Не из-за слухов, что Зевс якобы вел родословную от Дьявола?

Она рассмеялась:

– Это неправда. Людям нравится выдумывать дурацкие истории. Деметру, мать Зевса, спарили с французским жеребцом по кличке Дурман, который трижды выигрывал европейский чемпионат. Бахус от него унаследовал свои способности к прыжкам.

– Смешно, как распространяются слухи, – ответил Алешандру.

По зеркальной поверхности воды грациозно проплыла гагара. Птица издала крик, который отозвался криком в душе Сесили.

– Мама была не просто моей мамой. – У Сесили защипало глаза. – Она была моим лучшим другом. Моим наставником, моей… героиней. Она научила меня ездить верхом раньше, чем я начала ходить, брала меня на все выступления. Мы были неразлучны. Я хотела вырасти такой, как она.

Наступило молчание.

– И вы хотите победить в память о ней, – закончил Алешандру.

Сесили кивнула, едва сдерживая слезы.

– Я хочу сделать то, что она не успела.

Неожиданно все кусочки пазла, каковым являлась Сесили Харгров, легли на свои места.

Всю неделю Алешандру наблюдал за ней, за тем, как она изводила себя. Теперь он знал, какие духи ее преследовали. Но, доводя до изнеможения себя и Бахуса, она проблему не решит. В этом Алешандру был уверен.

Он отставил бутылку с пивом и повернулся к ней.

– Вот что я думаю, – мягко произнес Алешандру, глядя в красивые голубые глаза. – Я думаю, что вы занимаетесь верховой ездой для кого угодно, но не для себя.

Она сдвинула брови.

– Тот несчастный случай…

– Был всего лишь верхушкой айсберга. – Он постучал себя по лбу. – Когда здесь сумятица и когда слишком велики требования, то ни один человек ничего не добьется.

– Все дело в Бахусе…

– Да, – согласился он, – в нем. Но самая большая проблема – это вы. Пока вы не осознаете, пока не решите, для кого вы стараетесь, у вас нет никакой надежды попасть в команду. Так что сразу можете прекратить тренировки и признать себя побежденной.

Она отвела взгляд и молчала очень долго. Алешандру испугался, что зашел слишком далеко со своими советами.

– Простите. Мне не следовало…

– Нет. – Она подняла голову, в глазах были слезы. – Вы правы. Я уже не знаю, кто я. Я всю жизнь делала то, что от меня ждали другие. Отказалась от нормальной школы, каждый год по восемь месяцев проводила в поездках, чтобы быть в команде. – Она впилась зубами в нижнюю губу. – Это все, что я умею делать. Все, чем я являюсь.

– Тогда займитесь чем-то еще. Но не думаю, что это произойдет. Сесили, у вас талант – это очевидно. И теперь вам нужно найти мотивы, доводы в свою пользу.

У нее по щеке скатилась слеза. Потом другая. Алешандру тихонько выругался и… обнял ее, подбородком коснулся мягких волос на макушке. А она… она прижалась к нему.

– Вам надо решить, чего вы хотите, – прошептал он. – Вы сами должны решить, Сесили, и никто другой.

Она заплакала, уткнувшись ему в грудь. Он не отпускал ее и гладил по голове. Как он может поступить иначе, когда у нее нет никого, совсем никого, с кем поделиться?

Алешандру бормотал ласковые слова. Ее волосы пахли лимоном и еще только ей присущим запахом, который одурманивал его.

Наконец она отодвинулась.

– Спасибо, – сказала Сесили. – Никто никогда не был со мной честен. Все мне говорят то, что я хочу услышать, за исключением родителей, – они просто приказывают.