Тициан. Любовь небесная - земная - Елена Селестин Страница 7

– Тебя крепко ударили по затылку вот этим, – Джамбеллино показал медный пестик, которым растирали пигменты. – Крови нет, слава богу. Но я спрашиваю: что произошло с твоими волосами?

– А, – Тициан пощупал прядь. – Это сожгла кухарка. Где мой берет?

Тициан наконец осознал, что он лежит на полу в едва освещенной мастерской, под головой у него старые тряпки, а Джамбеллино пытается ему помочь.

– Попробуй встать, я не смог тебя поднять, – сказал мастер, поднимаясь с колен.

– Это вы меня стукнули? – Тициан со стоном поднялся.

– С ума сошел? У меня бы и сил не хватило, ты же огромный! Молодой. Это один негодяй и, оххх, – прокряхтел Джамбеллино, – мерзкая негодяйка, чтоб пусто было им обоим! Сколько еще я буду терпеть все это? Тебя не шатает, нет? Иди-ка за мной.

Джамбеллино взял с пола подсвечник с горящей свечой, закрыл окна мастерской и медленно стал подниматься по лестнице. Дом был трехэтажным, внизу располагались общая мастерская, большая кухня и кладовые. На втором этаже работал и отдыхал мастер, рядом с ним трудился его главный помощник Лоренцо Лотто, здесь хранились картины и вещи, накопившиеся за долгую жизнь Джамбеллино. На второй этаж приходили друзья и заказчики, сюда можно было попасть и по парадной лестнице снаружи, и с нижнего этажа по внутренней лестнице. На третьем этаже были личные покои мастера и его жены Марии. Тициана редко приглашали наверх, только когда надо было перенести что-то тяжелое, но он там никогда не задерживался, и поэтому, несмотря на боль в затылке, он с интересом оглядывался, щурясь от солнечного света из больших окон, вымытых перед праздником Ла Сенсы от грязи весенних дождей.

– Ну иди сюда, сядь, – пригласил мастер и указал Тициану на кресло рядом с круглым столом, на котором были навалены объедки, немытые кружки, мелкие грязные тряпки, в центре стояла плошка с маслом, где отмокали кисти. Рядом, на мраморном полу, лежали восточные подушки с кистями и парчовые ткани, брошенные небрежно.

– Хочешь пить, наверное? Сейчас найду чего-нибудь, ох, даже некого попросить. Отпустил всех, и негодяйка тоже пропала, – посетовал мастер, пытаясь найти что-то на столе. Он перелил остатки из одной кружки в другую, налил туда вина из бутыли и протянул Тициану: – Это кипрское, подарок от дожа Лоредана, так что пей.

С утра у Тициана во рту не было ни крошки, и, как только он проглотил вино, его качнуло, он чуть не упал с кресла.

– Отдыхай. Я буду работать, – сказал мастер.

У окна был большой мольберт, и на нем полотно с умиротворенной, нежно улыбающейся мадонной.

– Какая она… чудесная, – умилился Тициан и закрыл глаза, а открыв снова, увидел светлый лик мадонны, спокойного младенца, ангелов и пейзаж вдали. – Мастер, такие картины должны быть в раю.

– Что? – обернулся Джамбеллино с испугом глуховатого человека. – Что ты говоришь?

– Как стать таким, как вы, мастер?

– …Мне бывает грустно, мальчик, что у меня нет детей, нет сыновей. Кажется в иные дни, что я был бы счастливее, если бы научил ремеслу моих отпрысков, если бы они, вот как ты, захотели стать таким, как я. Но иногда я думаю, что это ерунда… чушь собачья. Человеку не дано знать, кого именно господь пошлет ему, дети ведь не всегда радость, часто испытание, даже наказание за грехи. Да-да, немало я повидал таких семей, так называемых семей… хотя моя покойная первая жена была ангелом, уверяю тебя, мальчик.

Мастер все говорил, а Тициан слушал в полудреме, ему не верилось, что он наблюдает за работой Джамбеллино и слова художника обращены к нему. Тициану казалось, он спит и видит сон о том, что он поднялся наверх к Джамбеллино, а тот рассуждает, жестикулирует, иногда кладет мазок на картину, а время от времени, потрясая кистью, грозит в потолок, увещевая кого-то или упрекая. Тициан помотал головой, чтобы прийти в себя, – негоже, что он развалился здесь как мешок с песком, мастер наверняка говорит что-то важное.

Голова у Тициана болела, и шея затекла. Он поменял положение тела, поерзав в кресле, – и взгляд его упал на картину на другом мольберте, задвинутом в угол. Это тоже была мадонна, и прекрасная. «Лоренцо Лотто писал, – догадался Тициан, – какой он счастливый, что работает рядом с Джамбеллино, каждый день разговаривает с ним о жизни. Здесь хороший свет из огромных окон, не то что внизу, там мы как в темнице.

– Я привык разговаривать во время работы, – Джамбеллино будто услышал мысли Тициана, – наш Лоренцо-то, ох как он любит болтать.

«Да вы и сами не прочь», – подумал Тициан.

– А можно спросить?

– Давай.

– Вы говорите на греческом, мастер? Читаете?

– Как? – Джамбеллино удивленно поднял брови. – Нет. Ты почему спрашиваешь?

– Некоторые считают… некоторые люди, мне кажется, думают, что человек должен знать латынь, греческий, геометрию, при этом уметь слагать стихи и играть на лютне и еще на этой, как ее, на виоле. А художник, как вы думаете, мэтр, хороший художник может по-настоящему прославиться без этого?

Джамбеллино выбрал тонкую кисть из барсучьего ворса, постриженную конусом, макнул в краску и коснулся ею листьев дерева за спиной мадонны.

– Ты страдаешь из-за того, что ничего этого не знаешь?

– Ага, – честно признался Тициан.

– Даже латыни тебя не учили? Хо-хо, жаль, конечно… Древние знания полезны, но все-таки главные инструменты художника – это кисти, муштабель, краски. Они как весла, при помощи которых барка плывет к цели; чем больше весел, тем быстрее она продвигается. Если в детстве тебе не дали некоторые знания, – вовремя, я имею в виду, – все равно нет повода считать, что ты хуже других. У тебя есть силы, ты молодой парень, просто надо помнить, что нельзя останавливаться. Понимаешь? Ни сейчас, ни через двадцать лет. Ни через пятьдесят.

Тициан пожал плечами:

– Ну, я стараюсь. Рисую, когда есть свободная минута.

Джамбеллино подошел к столу, сел напротив Тициана и налил себе вина.

– Много рисуешь, я заметил. Кстати сказать, советую тебе распределять время так: половина на живые объекты, – человеческое тело, животные, деревья. А другую половину времени трать на архитектуру и всякие красивые штуки – вазы, ткани. Постоянно тренируй и развивай руку и глаз, понял?

– Ага, понял.

– Но есть и другое! Господь проявлен во всем: в природе – в небе и в море. В звучании мира – это музыка, шум волн и пение птиц. В красоте или безобразности людей. Добывай впечатления каждый день, смотри на мир ночью, на рассвете, вообще учись смотреть. Наблюдай! Это и значит: расти и меняться, ведь пока меняешься – ты живой художник. И знаешь, что еще важно? Остерегайся тех, кто тянет вниз, с кем ты теряешь время. Они способны забрать твои силы и разрушить то, что для тебя важно, а потом не поблагодарят, но сами же тебя и проклянут. Да-да, – шумно вздохнул Джамбеллино, – бывают такие злыдни.

– Как вы научились их избегать, мастер?