Девушка из Англии - Кэтрин Уэбб Страница 7

Мысль о войне напугала Джоан, и письмо брата чуть не заставило отказаться от поездки. Оно пробудило потаенные чувства, которые жили в ней с детства, – чувства малодушного страха и вечной боязливости, какой-то внутренней нервозности, с которыми она не могла совладать. Но когда она написала Роберту Гибсону, старому другу отца, он заверил ее, что ситуация выправилась и теперь едва ли может называться войной, а также что в Маскате все спокойно. Кроме того, Даниэля уж точно не пошлют куда-то далеко от столицы, раз военные действия закончились. И самое главное, Джоан больше некуда было ехать. Рори тоже был очень настроен присоединиться к ней, и, когда они наконец получили официальное разрешение, Джоан не хотела ждать ни дня. Жизнь в Англии после смерти отца превратилась в унылое существование. Боль внезапной утраты, хоть и немного утихла, сменилась постоянными вялостью и грустью, из-за которых она все делала через силу. Поездка в Маскат была единственным, что она могла придумать, чтобы возродиться к жизни, а кроме того, ей отчаянно хотелось увидеть брата.

Тут зарокотали барабаны и раздался пушечный выстрел, за которым прогремел еще один рокочущий залп, похожий на раскат грома, – это эхо орудийной пальбы отразилось от скал. Джоан взяла свой керосиновый фонарь – закон требовал, чтобы после начала комендантского часа все ходили с фонарем, – открыла его дверцу и полезла в сумку за спичками. Ей следовало поскорее вернуться. Женщинам не полагалось находиться вне дома после наступления темноты, даже при наличии предписанного правилами фонаря. Но она помедлила еще немного, прислушиваясь к слабому шипению пламени фонаря в тиши улицы и глядя на видневшиеся в полумраке ворота Маската, чтобы вспомнить, где она находится, и снова воспринять окружающее как чудо. Было просто невероятно, что ее занесло так далеко от дома, в совершенно незнакомое место. Казалось таким странным, что она уехала дальше, чем это когда-либо удавалось ее родителям. Джоан очутилась в месте своей мечты, и она постарается извлечь из этого максимум, даже если ее ожидания придется подкорректировать. Ее отец часто предостерегал против того, чтобы заранее составлять себе представление о человеке или месте. «Подожди и посмотри, с чем ты столкнешься на самом деле. Не подходи ко всему со своей меркой». Она встала, вдохнула теплый воздух, и две белые, почти светящиеся чайки бесшумно проплыли у нее над головой, когда она наконец отправилась домой по вечернему Маскату.

Британское представительство занимало одно из самых больших зданий в Маскате, находящееся на побережье в дальнем восточном конце города, рядом с таможней и пустующим дворцом султана. Султан Саид предпочитал жить в Салале, в нескольких стах миль к юго-западу отсюда. Вот уже несколько лет, как он не приезжал в Маскат. Обширное, светлое и квадратное здание представительства имело два высоких этажа с зубчатым верхом и крытой галереей по всему фасаду. Из отдельно расположенных комнат для гостей, которые были отведены для Джоан и Рори, открывался вид на подковообразную гавань. Ее сверкающие зеленые воды кишели лодками, а крутые скалы, стеной высящиеся вокруг, были испещрены надписями с названиями судов, сделанными на протяжении столетий членами их экипажей. Это султан называл своей гостевой книгой.

Вход в гавань охраняли два форта, построенные в XVII веке вторгшимися в страну португальцами, – Мерани, с которого стреляли сигнальные пушки, и Джалали, в котором была устроена тюрьма. Массивный и неприступный, Джалали высился на служившей ему основанием выступающей из моря скале, как огромный, присосавшийся к ней моллюск, и неясные очертания форта, доступ в который был возможен лишь по одной-единственной вырубленной в камне лестнице, казалось, нависали над представительством. В первую ночь их приезда Джоан стояла у окна, смотрела на несколько огоньков, горящих внутри этого форта, и думала, что те лишь подчеркивали непроглядную темноту вокруг. Ей казалось, что до нее доносятся миазмы человеческих страданий, приносимые ночным ветром. Один из слуг сказал, что иногда можно услышать, как узники звенят там своими цепями.

Когда Джоан подошла к представительству, Юнион Джек ^[21] безвольно свисал с флагштока, но тут с моря подул ветер, он и другие флаги, вывешенные на растяжках, захлопали, издавая звук, напоминающий потрескивание пламени. Джоан подошла к главной двери, и один из слуг впустил ее, отвесив дежурный поклон. Джоан задула фонарь и передала его слуге, после чего сняла шляпу и пробежала пальцами по волосам. Молодой человек уставился на нее, и Джоан одарила его гордой улыбкой. Она не привыкла к тому, чтобы ей помогали слуги, и не знала, как с ними разговаривать.

– Добрый вечер, Амит ^[22], – сказала Джоан, постаравшаяся из вежливости запомнить его имя. – Будьте добры, пожалуйста, принесите наверх лимонад. Вас это не затруднит?

– Лимонад, мэм-сагиб ^[23], – эхом отозвался тот, поняв только относящееся к делу слово.

Джоан пересекла холл и поднялась по лестнице. Внутри здания царили полумрак и гулкое эхо. Клерки и секретари, которые занимали офисы в течение дня, печатая и перекладывая бумаги, закончили работу и ушли домой. Остались те немногие, кто здесь жил. Джоан захотелось, чтобы вокруг было побольше шума, заполняющего пространство. Представительство напоминало их дом после смерти отца – было так тихо, что начинало не хватать воздуха.

Спальня Рори находилась в верхней части здания, тогда как комната Джоан располагалась внизу, соседствуя с апартаментами пригласившего их «вазира», что не оставляло никаких шансов на недозволенные визиты после отбоя. Рори на ее стук не отозвался, поэтому она пошла по коридору к маленькой ванной комнате в самом его конце, удостоверилась, что вокруг нет никого, кто бы мог ее увидеть, и постучала.

– Джоан? – донесся через дверь голос Рори, и она вошла.

Он, откинувшись, лежал в ванне. Его глаза были закрыты, темные кудри влажны, а между средним и указательным пальцем левой руки дымилась сигарета. Джоан знала, что вода окажется прохладной, температуры тела: это была попытка справиться с жарой. Если бы принять ванну собралась она, то заперла бы дверь. Рори еще никогда не видел ее раздетой, но ее вид его тела совсем не смущал. Возможно, потому, что ей однажды довелось набирать ему ванну, когда он впервые остался у них дома на ночь, – тогда Рори исполнилось всего одиннадцать. А может, потому, что он вовсе не стеснялся своей наготы, хотя они договорились не спать вместе, пока не поженятся. Голым Рори чувствовал себя совершенно естественно. Они часто шутили по этому поводу, притом что во всех других отношениях он был застенчивым и неуверенным в себе. И ей хотелось тоже свыкнуться с его обнаженным телом.

Джоан подошла к Рори, взяла сигарету, стряхнула пепел в окно, а потом сделала долгую затяжку. Сквозь дым ее жених стал туманным и серым. Ее мать терпеть не могла, когда Джоан курила, и она редко брала сигарету – только когда это было необходимо, чтобы почувствовать себя сильнее и решительнее.