Кровь, слава и любовь - Жюльетта Бенцони Страница 7

И вот страшный удар стали о сталь… Копье коренастого рыцаря в черных доспехах без герба с силой бьет в самый центр золото-лазурного щита его противника. Рыцарь золота и лазури отклоняется назад, почти укладываясь на круп своей лошади, потом теряет равновесие и, едва успев выдернуть ноги из стремян, валится, грохоча латами, в пыль. Низкорослый рыцарь в черном поднимает копье вверх, приветствует зрителей и, пришпорив лошадь, спокойно удаляется на свое место на краю ристалища. Его провожают гром оваций и радостные возгласы собравшихся поглядеть на турнир. Первым начинает аплодировать бретонский герцог Шарль де Блуа. Сидящая рядом с ним прекрасная герцогиня Жанна, не скрывая восторга, машет белым шарфом. Побежденный с трудом поднимается, стесненный тяжелыми доспехами. Оруженосец помогает ему встать. Но вот уже снова звучат трубы. Герольд – распорядитель турнира во весь голос провозглашает:

– Честь и слава Отважному Всаднику!..

Едва он умолкает, на ристалище появляется новый соперник победителя. Он стоит лицом к рыцарю в черных доспехах, слегка потускневших от пыли. Распорядитель турнира выдвигается вперед и объявляет:

– Против Отважного Всадника – сеньор де Турнемин, граф де ля Гюноде!

Отважный Всадник берет новое копье. Он уже готов к следующему бою. Герцог Шарль, наклонившись, шепчет на ухо жене:

– С ним ему не справиться, дорогая. Эти Турнемины тверды, как скала!.. А наш неизвестный выстоял уже в четырнадцати поединках. Слишком много. Он устал.

– Нет, он победит, мессир, ей-богу, готова биться об заклад!.. Ни на одном состязании, никто и никогда не видел такого рыцаря! – шепчет герцогиня, улыбаясь.

И впрямь, противник у Отважного Всадника был грозный. Высокий, настоящий гигант в доспехах синеватой стали. Его непримиримый вид не допускал и мысли о куртуазном поединке. Застыв во всем своем великолепии, словно был не человеком, а каменной статуей, он неподвижно сидел на своей лошади, укрытой шитой золотом попоной. По знаку герольдов всадники ринулись в бой. На этот раз копье черного всадника переломилось пополам. Но и граф де ля Гюноде свалился буквально под ноги собственной лошади. Трибуны охватило настоящее безумие. Люди ликовали. Они обнимались, кричали, разрумянившиеся женщины бросали в воздух чепчики. Герцогиня ликовала.

А за ее спиной, на главной трибуне, несколькими рядами выше, темноголовая девчушка лет шести или семи с серьезным личиком и огромными серо-зелеными глазами, в которых отсвечивали золотистые огоньки, так отчаянно била в ладоши, что руки ее уже чуть ли не отказывались повиноваться. Ее мать не выдержала и наклонилась к ней:

– Успокойся, Тифен!.. Неприлично барышне производить столько шума.

Малышка остановилась и взглянула на мать сияющими, как звезды, глазами.

– Он такой храбрый, такой доблестный рыцарь, матушка!.. Как бы мне хотелось узнать, кто он!..

– И мне тоже, – злобно процедил сквозь зубы ее брат Гийом. – Он ведь победил не только графа, но и нашего отца!

– Немного терпения. Если он выиграет бой у единственного оставшегося на ристалище рыцаря, мессира Робера Дюгеклена, которого до сих пор никому не удавалось победить, ему придется назваться. Герцог этого потребует.

Действительно, у кромки поля остался последний претендент на участие в поединке. Новый соперник удачливого неизвестного был тоже довольно приземист, но с такими широченными плечами, что усомниться в его невероятной силе было невозможно. На его щите красовался черный двуглавый орел, наводивший страх на всю Бретань.

И снова повторилась та же церемония.

– Против Отважного Всадника – мессир Робер Дюгеклен!

Однако, к огромному удивлению всех присутствовавших, когда рыцарь с двуглавым орлом постучал своим копьем по щиту, бросая сопернику вызов, тот покачал головой, опустил оружие и швырнул свой щит на землю. Он отказывался от поединка!

По рядам зрителей прокатился удивленный и возмущенный ропот, все были разочарованы. Зрелище обещало быть необыкновенно интересным. Герцог встал.

– Пусть к нам подведут этого Отважного Всадника!

Маленькая девчушка на трибуне тоже вскочила с места, смертельно побледнев и комкая в руках кончик пояса своего розового платья. Герольды окружили черного рыцаря, заставив его спешиться, и подвели к возвышению, где стояли кресла герцога и герцогини. Незнакомец с видимым трудом – должно быть, ноги затекли от долгого пребывания в седле, да и доспехи мешали, – преклонил колени.

– Снимите шлем, – приказал герцог, и голос его прозвучал слишком громко во внезапно воцарившейся тишине.

Приказание было выполнено быстро, и собравшимся открылось некрасивое, довольно грубое лицо молодого человека лет примерно восемнадцати, смуглое, со странно вздернутым носом. Всклокоченные черные волосы, кустистые брови… Он неловким жестом попытался стереть с лица пот и кровь, смешанные с пылью, отчего по этому и без того неприглядному лицу пролегли черные полосы. Рыцарь смиренно опустил голову, а в это время мессир Дюгеклен, внезапно просияв, без всякой помощи соскочил с коня и воскликнул:

– Боже, мой сын!..

Но молодой человек, не обернувшись и словно стыдясь, прошептал:

– Пусть Ваша светлость простит меня… Я не мог поднять оружие на собственного отца…

Не скрывая радости и гордости, Робер Дюгеклен опустился на колени рядом с сыном и обнял того за плечи.

– С разрешения Вашей светлости, имею честь представить Вам своего старшего сына, Бертрана Дюгеклена… Ему всего восемнадцать лет, и до сих пор я не давал согласия на его участие в рыцарских турнирах.

– Клянусь святым Ивом! – вскричал герцог. – Хочу поздравить вас, мессир Робер! Этим молодым человеком можно гордиться. Как рыцарь он еще заставит говорить о себе. Подойдите, сир Бертран, и поклонитесь вашей герцогине. Она дозволяет вам это сделать.

Покраснев от смущения под направленными на него взглядами толпы, немного удивленными, немного насмешливыми, парень направился к герцогине тяжелой поступью крестьянина. Прекрасные дамы восхищенно вздыхали, не забывая при этом перешептываться по поводу неблестящей внешности храбреца. Когда он приблизился к креслу Жанны, его глаза случайно встретились с огромными светлыми глазами маленькой девочки, которая ласково ему улыбалась и вовсю била в ладоши. На фоне такой красоты он почувствовал себя совсем уж уродливым. Бертран улыбнулся девчушке. Это был ребенок, а Бертран очень любил детей.

– Бертран Дюгеклен… – еле слышно прошептала малышка. – Никогда не забуду это имя!

– Да, он храбрый вояка, но до чего же уродлив! – отозвался Гийом.

Малышка удивленно посмотрела на брата:

– Уродлив?.. О нет!.. Ни за что с этим не соглашусь!

Пока герцогиня возлагала золотой венец на кудлатую голову Бертрана, которого отец подтолкнул вперед, зрители на трибунах продолжали кричать и аплодировать. Шум, казалось, поднимался прямо к небу. Смеркалось, опускался вечер…