Самый бешеный роман - Анна Богданова Страница 7

Мать Икки, Людмила Александровна Моторкина, из красивой женщины быстро превратилась в сухощавую, морщинистую психопатку. Тот, который рожден быть ленинцем, вовсе не появлялся у них дома, боясь встречи со своей неукротимой матушкой. Икки выросла на «Капитале» Маркса и «Апрельских тезисах» Ленина. Единственной художественной книгой, которую разрешала прочесть деспотичная бабка, была «Как закалялась сталь», всю остальную мировую литературу старуха считала развратной и растлевающей молодые души. Одно время Икки очень хотела научиться играть на пианино, но бабка сказала как-то:

– Игра на фортепиано – пережиток буржуазии, – и тем самым подписала приговор.

Надо сказать, что я всегда удивлялась, как, живя столько лет в одной квартире с бабушкой-тиранкой и истеричной мамашей, которая с каждым годом становилась все ненормальнее и ненормальнее, Икки все-таки удалось перечитать почти всю мировую литературу и научиться хоть и непрофессионально, но все же играть на пережиточном инструменте буржуазии. После уроков она торчала в библиотеке, а потом отправлялась в актовый зал и в одиночестве бренчала на расстроенном инструменте. До пятого класса все мы, подруги Икки, думали, что ее ждет слава, всеобщее почитание, потому что у нее получалось все, за что бы она ни бралась. К тому же и училась она намного лучше нас. Но дело в том, что Икки не везло в жизни: не повезло с самого начала – с бабушкой-тиранкой, с глупым именем и еще с тем, что наш районный травмпункт стал для нее вторым домом. Каждые полгода она обязательно себе что-нибудь ломала.

В первый раз она долго не появлялась в детском саду, когда на нее упал шкаф, но Икки отделалась переломом ноги и выжила. С этого-то все и началось. Еще через полгода, когда мы катались, подложив под мягкое место кусок картонки, с совершенно пологой и безопасной горки, Икки неудачно подвернула руку. Никому и в голову не могло прийти, что у нее был перелом, – она продолжала ходить в школу, а через две недели грозной бабке наконец надоело ее постоянное нытье, и она отвела внучку снова в травмпункт. Сделали рентген – оказался перелом локтевого сустава. За этим последовал перелом переносицы (Икки заступилась за первоклашку и получила по носу), потом неудачно подала футбольный мяч и повредила колено – кровь хлестала всю ночь, еще чуть-чуть, и у нее могло бы быть заражение крови. Две недели ее кололи пенициллином, и еще месяц она не могла ходить. И, наконец, самым решительным для Икки оказался перелом позвоночника, после чего наша подруга почти год не появлялась в школе, и почти год бедняжке не разрешалось сидеть. Стоило только ее бабке заметить, что внучка забылась и присела на краешек стула, как она начинала кричать благим матом. Навещая болящую, мы втроем ее прикрывали, и Икки могла посидеть минут пять. В то время она носила жесткий корсет до подмышек то ли из пластмассы, то ли еще из чего-то.

Помимо мук с корсетом ей приходилось по два с половиной часа в день делать какую-то специальную гимнастику для спины: «рыбки», «лягушки», «качели» и тому подобную дребедень, каждый день ходить на электрофорез и терпеть так называемый массаж, от которого вся спина становилась пунцовой, и краснота успевала пройти только за выходные.

После этого перелома позвоночника Икки растолстела и скатилась на твердые тройки. В восьмом классе у нее начался переходный возраст. Общаться с ней стало практически невыносимо – она мазала йодом прыщи на лице и курила «Беломор». Икки еле-еле закончила восьмилетку и была в полной растерянности, куда податься. Наша классная посоветовала Икки и еще одной девочке, беспробудной двоечнице, сходить в Дом культуры на день открытых дверей какого-то швейного ПТУ, потому что на большее эти две девицы не тянули. Но Икки наотрез отказалась – она не желала повторять судьбу своей инфантильной матери, которая всю жизнь просидела портнихой в ателье и заработала профессиональную болезнь – сколиоз второй степени.

Не помню, кто посоветовал Икки поступить в фармацевтический техникум, – беленький халатик, чистая работа, как раз для женщины. Куда уж лучше-то! Икки сдала экзамены и плавно перешла от командной домашней системы, установленной ее партийной бабкой, в тоталитарную систему медицинского училища. «Орднунг, орднунг и еще раз орднунг!» Как Икки умудрилась проучиться в заведении, где недопустимо опоздать на урок даже на минуту, где у входа каждое утро проверяли чистоту рук и ногтей, наличие сменной обуви и свежесть белых халатов?! Как она целых три года могла зубрить латинские названия трав, препаратов, лекарственных форм, учиться делать клизмы и уколы на поролоновых задницах, как можно вообще было проучиться столько времени без единого учебника на сплошных конспектах, как можно знать наизусть формулы из органической химии и при этом не быть фанаткой медицины и выплыть со школьных троек на четверки и пятерки, для меня до сих пор остается загадкой.

Однажды Икки сочинила рассказ и дала мне его почитать. Не могу не привести этот знаменательный текст. Вот он.

«Объявление.

Инна Константиновна, придя домой с биржи труда, которая ей ничего хорошего, кроме как заново переучиться, не сулила, тяжело опустилась на стул возле телефона, развернула рекламную газету и принялась названивать в поисках работы.

Первый ее звонок оказался неудачным – ей ответили, что прием на работу уже закончен.

Потом автоответчик сказал: «Мы распространяем лекарственные препараты и продукты питания для коррекции веса. Зарплата сдельная. Первый взнос – сто долларов. Адрес…» Но Инна Константиновна повесила трубку – у нее не было ста долларов.

Она сходила на кухню, на нервной почве съела полбатона хлеба и набрала следующий номер: «Торговая фирма приглашает менеджеров, дилеров. Зарплата высокая».

– Простите, – прервала собеседницу Инна Константиновна, – а кто такие менеджеры?

В трубке послышались короткие гудки.

Потом какая-то дама, ошалевшая от желающих устроиться на работу, закричала:

– Ой! Никаких объявлений! Не звоните больше!

И Инна Константиновна попытала счастье еще раз.

– Вы сейчас работаете – в данное время? – спросил ее приятный мужской голос.

– Нет.

– Ну, тогда и не надо, – ответил он и повесил трубку.

Инна Константиновна еще долго названивала по телефону, но ей не везло: то было занято, то никто не отвечал. Она перелистнула еще пару страниц и увидела объявление, от которого пришла в восторг:

«Солдат, который не знает слов любви, ищет свою донну Розу Д’Альвадорес».

И вместо того чтобы найти работу, Инна Константиновна через три месяца вышла замуж за вышеупомянутого солдата, который оказался вовсе не солдатом, а генералом».

И зачем только Икки пошла туда учиться?! Я пару раз бывала в этом жутком заведении, и эти случайные посещения оставили в моей ранимой душе неизгладимый след.

Занятия начинались в восемь часов утра. К техникуму в любую погоду – зимой и осенью, в снег и в дождь – из метро двигалась колонна взмокших разукрашенных девиц. Они спускались в тесную подвальную раздевалку и заполняли запахом пота все помещение – в то время дезодоранты были большой редкостью. В подвале стоял шум, хохот, кто-то из девиц отпускал непристойные шуточки. Чтобы сдать верхнюю одежду, выстраивались огромные очереди. Каждый раз Икки приходилось помимо общих тетрадей таскать с собой сменную обувь в холщовом мешке на резинке и чистый медицинский халат.