Лоскутное одеяло - Алла Осипова Страница 7

А может быть, мне все это приснилось, потому что я уже не понимала, где явь, а где сон, где живые, а где мертвые. И я не понимала, жива ли я сама или уже нет…

После этого ничего подобного не случалось, только иногда во сне я видела бабушку вместе с мамой, как они пьют чай из огромного пузатого самовара, сидя за столом на зеленом лугу среди ромашек и клевера, и весело смеются, а потом уходят в лес за грибами с огромными плетеными корзинами. Обе были одеты в яркие летние сарафаны и радостно махали мне рукой на прощание, уходя по извилистой тропке среди берез, через косогор…

Я не знаю, что дало мне силы выжить в тот период. Наверное, мозг стал защищаться и превратил меня в робота. Я чисто механически вставала, шла в школу, отсиживала положенные уроки, почти ничего не понимая на них, возвращалась, делала все необходимое по хозяйству, падала замертво в кровать и спала без сновидений.

Несколько раз меня вызывали к себе на разговор завуч и директор школы, они, видимо, жалели меня, добивались, чтобы я как-то влилась в коллектив, развеялась, но любое общение со сверстниками заканчивалось для меня болью, в той или иной форме. Каждый день находился кто-нибудь из ребят, кто безобидно подшучивал или, напротив, злобно издевался надо мной. Я все время вспоминала фильм «Чучело» и, сжав зубы, молилась про себя за обидчика: «Не ведают они, что творят».

Дедушка настаивал, чтобы я продолжила обучение в школе, переехав в Москву, но я твердо решила дотерпеть с горем пополам до выпускного вечера, уйти из ненавистной школы и поступить в медицинское училище.

Я старалась ни с кем не общаться, не ходила на дискотеки, вечеринки и даже на выпускной вечер не пошла.

После смерти бабушки дедушка пришел в себя не скоро, но у него было слишком много неотложных дел, чтобы позволить себе долго печалиться и убиваться. Он для меня остался единственным родным человеком и понимал меру своей нелегкой ответственности.

Через полгода нас постигла другая печаль: наш дом стоял в том месте, где планировали проложить стратегическую дорогу, и его должны были снести. Это было тяжело. Но за последнее время мы с дедушкой так привыкли к потерям, что просто приняли смиренно этот факт. Нам дали большую компенсацию, целых девять тысяч рублей. Мы отремонтировали квартиру в Бирюлеве, дедушка купил мне новую одежду, цветной телевизор «Темп», холодильник и стиральную машину «Вятка». Все остальные деньги он положил на книжку и торжественно объявил, что может нанять мне репетиторов для подготовки в институт. Однако судьба и здесь зло посмеялась над нами — пришел 92-й год, и все наши сбережения превратились в дым.

Дедушка почти обезумел, он не спал ночами, вскакивал и проклинал новое правительство. Я давала ему валерьянку, и он пил ее жадными глотками. На ночь я читала ему книгу Иова Многострадального и умоляла успокоиться и надеяться на лучшее. Дедушка немного успокаивался, а потом снова, всклокоченный, вскакивал и кричал:

— Ельцин, гад, обокрал, рыжий обокрал! Гады, гады! Мишка-меченый предатель! Всю Россию Америке предал! Тоже мне нобелевский лауреат мира! А сколько из-за него крови и слез пролилось, что сосед на соседа войной пошел! Армяне с азербайджанцами, грузины с абхазцами! Всего лишился, воры поганые, сами жируют, а простой народ обирают! Лягу на Красной площади и буду голодать, пока мне деньги не компенсируют. Ельцин, китайский лазутчик. Мало он с мостов падал, зараза! Вор и пьяница!

Я гладила его по голове, а он плакал горькими стариковскими слезами. Потом он устроился вахтером на крупный завод и немножко успокоился. У него появилось важное и ответственное дело, которое он старался выполнять как можно лучше.

Я поступила в медицинское училище после восьмого класса. Училась только на одни пятерки и пятерки с плюсом. Лучше всего у меня получался массаж. Я с жаром бросилась изучать это ремесло, прочитала все книги, ходила на специальные дополнительные занятия. Преподаватели меня хвалили. Все говорили, что у меня волшебные руки. Я и сама это знала. У меня появились подружки из училища, но все-таки все считали меня странной и жалели. Дело в том, что я не умела ни плакать, ни смеяться. Даже улыбка мне давалась с большим трудом. Казалось, все мои эмоции застыли. Раньше я чувствовала, что они бурлят во мне, как свободная вода в быстрой горной реке, а теперь вместо чувств внутри меня был неподвижный немой студень, который еле шевелился. Я понимала, что общаться со мной не очень интересно, потому что я бедная и печальная. Люди предпочитают общество богатых и веселых.

Я часто ходила в разные церкви, молилась за упокой души мамы и бабушки, прилежно выстаивала службы, изо всех сил пытаясь что-то почувствовать. Ничего не получалось.

Распределилась я в неврологическое отделение одной из клинических городских больниц. Мне казалось, что я от своих бед и несчастий окаменела и превратилась в соляной столб, но оказалось, что есть люди значительно несчастнее меня. Я старалась изо всех сил облегчить их страдания, поговорить, подбодрить, утешить. Приходилось изо всех сил принимать веселый и бодрый вид, вселять оптимизм и надежду на выздоровление.

Девчонки-медсестры хорошо ко мне относились, жалели, даже приносили вещи, которые им уже были не нужны, поэтому о своем гардеробе мне не надо было заботиться. Мне хотелось носить все только черное или серое.

В отделении меня прозвали Ангел Смерти. Пока я сидела рядом с умирающим и держала его за руку, он не умирал. Стоило мне только освободить свою руку, в ту же секунду его душа отлетала и освобождалась. Так что я была скорее Рукой Жизни.

Но здесь не было совершенно никакой моей заслуги, потому что это просто было дано, и я к этому явлению привыкла и уже не обращала на него внимания. Мои руки жили своей жизнью, особенно когда я проводила сеансы массажа. Они чувствовали жар, холод, ветер и влажность, в зависимости от болезни.

Массажем я активно подрабатывала. Клиентов становилось все больше, они рекомендовали меня своим знакомым, но теперь возникала проблема со временем. Его катастрофически не хватало, потому что мои способности удерживать жизнь и «принимать последнее дыхание» стали хорошо известны в отделении. В больницах слухи распространяются очень быстро, поэтому многие просили посидеть с ними и побыть в последние минуты.

Я очень хорошо запомнила одного из первых таких пациентов. Это был молодой мужчина сорока двух лет. Его звали Игорь, он работал конструктором в одном из НИИ. У него был рак, и он знал, что вскоре умрет. Игорь просил меня просто посидеть рядом с ним и послушать его историю. Оказалось, что он жертва любви. Игорь рано женился, очень любил жену и двоих сыновей. Но два года назад влюбился в другую женщину. Он любил жену и детей, но также безумно любил другую женщину, мучился, страдал и никак не мог выбрать. Игорь не хотел никому из любимых женщин доставить боль. Практически каждый более или менее симпатичный и адекватный мужчина в нашей стране сталкивается с такой же ситуацией во времена кризисов среднего возраста. Каждый мужчина решает этот вопрос по-своему. Один уходит от жены и начинает новую жизнь. Другой остается с женой и забывает о преступной страсти, стараясь вести жизнь добропорядочного семьянина. Некоторые способные мужчины годами живут на две или даже три семьи.