Тени в ночи - Лидия Джойс Страница 7

«Я принадлежу себе, себе, себе». Но тело Колина придавило ее к матрасу, его толчки вызывали ощущения, неподвластные ее контролю и даже пониманию. Часть тела радовалась с жадным удовольствием, одобряя и господство, и удовольствие, поднимая ее ноги, чтобы обхватить его талию, сжимая ее руки на его бицепсах. Но самая сокровенная часть тела убежала, спряталась от грабежа.

С ее отступлением это предательское одобрение превращало каждый толчок в испепеляющий жар, который грозил овладеть ею, когда его ритм ускорился. Но все не безвозмездно. Ферн закрыла глаза, пытаясь оградить себя от его коварного вторжения.

Он требовал часть ее, которую она не хотела отдавать, и внезапно гнев, тоже часть ее, хотя и едва уловимая, достиг точки кипения. Руки, которым полагалось безвольно лежать на стеганом одеяле, уперлись ему в грудь и оттолкнули его.

Дыхание у Колина вдруг изменилось, но толчки следовали один за другим, потом он издал глухой стон, по его телу прошла дрожь, и больше он уже не двигался.

Ошеломленная, Ферн опустила руки. Через секунду он холодно поцеловал ее в щеку и вытянулся рядом. Она лежала, глядя в потолок, с влагой между ног и ощущением, что ее использовали. Вскоре муж задышал нормально. Прошла минута, другая. Колин встал с кровати. Она видела очертания голого тела на фоне тусклого света из гостиной, потом услышала, как открылась и закрылась дверь.

Уборная, тупо осознала Ферн. Он пошел в уборную. Отчего-то приземленность этого действия казалась сейчас нелепой, даже оскорбительной. После всего, что между ними случилось, после того невообразимого, удивительного и противного, что он с ней сделал, он пошел облегчаться?

Теперь до нее дошло, что имели в виду Фейт и близняшки под своими намеками и хихиканьем. Теперь ясно, почему они краснели... но их улыбки? Этого Ферн не могла понять. Как женщине получить удовольствие, если оно сопровождается таким насилием? Отвратительным утверждением своей власти и права собственности? Она схватила угол смятого одеяла и тщательно вытерла между ног, будто могла стереть и воспоминания. Может, что-то не в порядке с ней? Может, это часть ее, которая слишком независима и упряма, не хочет с легкостью подчиниться мужу? Это не могло быть правильным, по крайней мере в добродетельной женщине.

Но Ферн уже сомневалась, что она такая добродетельная.

Возможно, Фейт только покачала бы головой, узнав о чувствах Ферн, а близняшки... Кто знает, о чем думают Мэри и Элизабет? А вот приходский священник в Данвилле посоветовал бы молиться о ниспослании кротости и терпения, с которыми она должна принять власть мужа.

Но Ферн не хотела кротости. Она хотела снова быть целой, снова быть собой, а Колин пусть будет где-то рядом, в стороне.

Дверь гостиной открылась, свет в ней погас. Ферн быстро легла под одеяло, натянула его до подбородка, несмотря на теплую ночь, и, повернувшись спиной к двери, слушала, как муж идет в спальню.

Остановился. Видимо, оглядывает комнату, чтобы разобрать в темноте очертания мебели. Снова шаги. Приблизились к другой стороне кровати, но, вместо того чтобы остановиться, двинулись вокруг. Ферн чувствовала, как его рука тянется по одеялу, словно указывая ему направление.

Когда он повернул за угол в ногах кровати, она закрыла глаза, то ли боясь, то ли надеясь, что он дойдет до нее и... что?

Чего бы Ферн ни ожидала, ее постигло разочарование: ближе Колин не подошел. Наоборот, отступил на пару шагов от кровати, раздернул шторы, открыв сначала одно, затем другое окно и впустив в комнату соленый воздух.

Шаги удалились, Колин снова обошел кровать. После секундной тишины на матрас опустилась тяжесть, превышавшая вес Ферн, и ее тело начало сползать к нему. Поняв, что происходит, она тут же передвинулась на более надежное место.

Пальцы Колина легко коснулись ее шеи, запутались в растрепавшейся прическе, но Ферн лежала неподвижно, и он убрал руку. Вскоре она услышала его медленное сонное дыхание, которое иногда прерывалось нетрезвыми всхрапываниями.

Прошло очень много времени, прежде чем Ферн тоже смогла уснуть.

Ее разбудил пронзительный крик чайки. Какое-то время она лежала, глядя сквозь двойные прямоугольники окон на покрытые шифером крыши, на расстилавшееся над ними голубое небо. Его пустота отражала в ней что-то новое, что-то настолько обширное, что она не могла заключать в себе.

День будет жарким. Несмотря на ранний час, она уже вспотела под простыней. Стеганое одеяло и покрывала кучей лежали в ногах кровати – должно быть, она столкнула их туда во сне.

Ферн осторожно встала, чтобы не потревожить мужа, который раскинулся поверх одеяла, как дремлющий греческий бог: прекрасно вылепленные мышцы спины расслаблены, лицо полускрыто в сгибе локтя. Ферн разглядывала его с опасением, неуверенностью и каким-то бессознательным возбуждением от того, что лишь она могла видеть это воплощение мужской силы, безвольно лежащее перед ней... почти беззащитное. И, к ее стыду, желание тоже было частью этих эмоций.

Отвернувшись, Ферн посмотрела на улицу, легкий соленый ветерок холодил ей кожу. Несколько прохожих уже спешили куда-то по делам, видимо, рабочие и слуги. Ей следует задернуть шторы – если кто-нибудь из них поднимет голову, то сможет увидеть ее у распахнутого окна. Ну и пусть.

Лишь теперь Ферн начала понимать, откуда внутри у нее пустота, которую она почувствовала, когда проснулась: какая бы часть ее ни содержала застенчивость невинности, там ничего уже не было. Эта часть, бывшая только ее собственностью, безвозвратно похищена, разве теперь имело значение, кто увидит оставшееся? Странным образом ей хотелось, чтобы все узнали, что с ней произошло. Хотелось громко кричать об этом. Но чем было вызвано ее желание, гневом или каким-то неясным, более волнующим чувством, Ферн и сама не знала.

По привычке игнорируя этот особый уголок своей души, она тихо прошла по комнате. Легкая боль, возникавшая между ног при каждом шаге, – осязаемое напоминание о том, что взял Колин: «Это мое, я заявляю на тебя права».

«Нет, я принадлежу себе!» – с яростью и отчаянием думала Ферн. Почему никто ей не говорил, что такое брак? Конечно, было много разговоров насчет того, что двое становятся одним телом, хотя никто не объяснил, что это значит. Никто даже не заикнулся, что тело, которым они станут, будет телом мужа, а тело жены превратится в цель этих толчков.

Ферн остановилась перед туалетным столиком и взяла кувшин, дожидавшийся рядом со стопкой полотняных салфеток. Голубые и белые фигурки китаянок в тазу, казалось, укоризненно смотрели на нее, пока их накрывала льющаяся вода. Ферн ополоснула лицо, чувствуя соленый вкус, когда вода стекала по ее губам, и облегченно вздохнула, когда он исчез. После того как она подмылась, вся салфетка была покрыта бурыми пятнами засохшей крови.

Тут ее внимание привлек шорох на кровати. Подняв голову, Ферн встретила в зеркале взгляд мужа. Теперь Колин лежал на спине, все интимные части его тела были выставлены напоказ, и она воспользовалась случаем, чтобы рассмотреть их. Его член совсем не напоминал тот огромный тяжелый стержень, который она чувствовала ночью, хотя имел некоторое сходство с теми, какие Ферн видела на картинах в Британском музее и у обнаженных мужских статуй на итальянских виллах. Он был темнее, чем кожа вокруг, почти багровый, и лежал, до странности мягкий, в гнезде волос, безвольно спадая на бедро.