Влюбиться в дьявола - Элизабет Хойт Страница 7

Едва заметное настороженное выражение промелькнуло по ее лицу. Нет, он не мог ошибиться. Она явно что-то скрывала от него, и, придя в возбуждение от приступа подозрительности, он внутренне напрягся. Оглянувшись, он понял, что в случае нападения у него не самая выгодная позиция: он зажат в углу. Ему следовало прорываться к дверям, но ее близость стесняла его, не позволяла ему действовать.

— Я живу здесь вместе со своим дядей, — успокоила она его, будто прочитала его тревожные мысли. — Вы не могли бы рассказать, где были все это время?

— Нет.

Те же карие глаза пристально глядели сквозь безжизненную маску кровавой жестокости и тупости.

Он замотал головой, стараясь отогнать наваждение:

— Нет!

— Все в порядке? — Ее серые глаза с тревогой смотрели на него. — Можете ни о чем мне не рассказывать. А сейчас вам лучше было бы прилечь.

— Кто такой ваш дядя? — Он ощутил, как волна неминуемой опасности нахлынула на него, и тревожные мурашки забегали по спине и шее.

Она закрыла глаза, но потом решительно и дружелюбно посмотрела ему в лицо:

— Мой дядя — сэр Реджинальд Сент-Обен, граф Бланшар.

Он судорожно вцепился в рукоять ножа:

— Что?

— Прошу меня простить, — волнуясь, заметила она, — но будет лучше, если вы ляжете в постель.

Он схватил ее за руку:

— Что вы сказали?

— Она провела языком по пересохшим от волнения губам, и он вдруг отметил для себя, что от нее очень приятно пахнет цветами.

— Ваш отец умер пять лет назад, поэтому титул перешел к моему дяде.

«Итак, я остался без дома, — горько подумал он. — Без, отчего дома».

— Да, положение явно неловкое, — заметила Лотти на следующий день со своей обычной непосредственностью.

— Неловкое? Нет, просто ужасное, — вздохнула Беатриса. — В это трудно поверить, но, похоже, он даже не подозревал о смерти отца. И еще, он так сжимал свой громадный нож. Я боялась, как бы он не выкинул какой-нибудь жестокий фортель, но вместо этого он стал очень тихим, что было даже еще хуже.

Беатриса нахмурилась, вспомнив, какая острая щемящая боль сочувствия пронзила ее сердце, когда она увидела застывшее лицо Хоупа. Вряд ли она могла чувствовать симпатию к человеку, который мог лишить дядю Реджи титула и особняка, но ей действительно было жаль Хоупа. Она совершенно искренне сочувствовала ему.

Она отпила немного чая. Лотти всегда заваривала на редкость вкусный и крепкий чай. Скорее всего именно поэтому у Беатрисы вошло в привычку посещать дом Грэмов по вторникам — можно попить вкусного чая и мило поболтать с хозяйкой. Уютная малая гостиная Лотти выглядела очень изысканно. Гармонично подобранные к светло-красному декору серо-зеленые тона лишь подчеркивали мягкую и теплую прелесть розового цвета. У Лотти всегда был тонкий вкус, поэтому ее наряды, обстановка всегда отличались особой изысканностью. Иногда Беатриса не без лукавства задавалась вопросом: не был ли куплен Пэн, маленький белый шпиц, лишь потому, что он очень подходил к обстановке гостиной Лотти?

Беатриса с умилением посмотрела на миниатюрного Пэна, лежавшего как белоснежный коврик между ногами хозяйки и гостьи, с нетерпением ожидая кусочек печенья.

— Да, за тихоней как раз нужен глаз да глаз, — рассудительно добавила Лотти, смакуя чай.

Беатрисе, увлеченной мыслями о прекрасном, потребовалось какое-то мгновение, чтобы опять уловить нить разговора.

— Но когда он появился, его никак нельзя было назвать спокойным.

— Кто бы спорил, — невозмутимо согласилась Лотти. — В первый момент мне даже показалось, что он готов задушить тебя.

— Не нужно сгущать краски, — возразила Беатриса.

— Хорошо, хорошо, по крайней мере, теперь в течение года мне не надо будет в гостях искать тему для беседы, — лукаво заметила Лотти. Она сделала еще один глоток, сморщила нос и положила в чай еще немного сахара. — Подумать только, уже прошло три дня, а я только и слышу вокруг себя разные сплетни о безумном графе, так безнадежно испортившем политическое чаепитие.

— Увы, дядя Реджи считает, что мы стали притчей во языцех.

— Хоть раз в жизни твой дядя попал в точку. — Лотти после небольшого глотка, сделанного с явным наслаждением, отставила чашку в сторону и улыбнулась. — А теперь расскажи мне: неужели он действительно лорд Хоуп?

— Скорее всего да, — тихо ответила Беатриса и взяла с подноса бисквит. Пэн сразу приподнял голову, с интересом посмотрев на ее руку. — Но проблема в том, что из тех, кто знал его до войны и мог подтвердить его слова, не осталось никого.

Лотти отвела взгляд от подноса с печеньем и спросила:

— Что значит «никого»? У него же есть сестра, не так ли?

— Да, но она сейчас живет в колониях, — откусив печенье, проговорила Беатриса как-то невнятно. — Кроме того, есть тетка, но и она как назло за границей. Ее дворецкий имеет очень смутное представление о том, где она может быть сейчас. Да и сам дядя Реджи признался, что видел Хоупа лишь мальчиком, когда ему было лет десять или около того. Дядя тоже ничем не может помочь.

— А как же друзья-приятели? — удивилась Лотти.

— Он пока еще слишком слаб, чтобы выходить из дома. — Беатриса закусила губу. Сегодня утром ей пришлось быть очень настойчивой, чтобы удержать Хоупа в постели в розовой спальне. — Мы послали записку виконту Вейлу, который говорит, что якобы был свидетелем смерти Хоупа.

— И что?

Беатриса пожала плечами:

— Говорят, он в своем загородном поместье. Потребуется несколько дней на то, чтобы он добрался до Лондона.

— Ну что ж! В таком случае тебе ничего не остается, как играть роль заботливой сиделки возле свирепого, но довольно красивого мужчины. Учитывая избыток волос на его голове, его можно считать давно исчезнувшим графом или черноволосым негодяем под графской личиной, который может подвергнуть опасности твою добродетель. Мне не хочется об этом говорить, но я ужасно тебе завидую.

Беатриса посмотрела на Пэна, который быстро подхватил оброненный кусочек сахара и моментально разгрыз его. Она вспомнила, как Хоуп навалился на нее всей тяжестью своего тела, вызвав в ней очень сильные ощущения, в которых она пока не разобралась до конца.

— Беатриса? — Лотти присела возле нее, водя наморщенным носиком, будто что-то учуяла. Однако вид у Беатрисы был совершенно беззаботный.

— Да?

— Твое «да», Беатриса Корнинг, просто очаровательно. Оно звучит так, будто у тебя во рту сладкий крем! Что происходит с тобой?

Беатриса поморщилась:

— Знаешь, он днем бредил…

— Неужели?

— А когда его перенесли в спальню…

— Что же было дальше?