Влюбленный халиф - Шахразада Страница 7

— Аллах всесильный! — Голос отца вернул Мераба из прохлады весеннего вечера в послеполуденный жар лета. — Этот мальчишка опять уединился с книгой!

Юноша вскочил, книга упала на пол и закрылась. Он хотел было начать оправдываться, но увидел, что отец улыбается, что в глазах его прыгают веселые огоньки и суровое восклицание было лишь игрой.

— Мераб, сын мой, — визирь и в самом деле вовсе не сердился. Более того, его радовало усердие сына, ему было лестно, что именно его мальчик вырос столь умным и жадным до знаний. — Прости, что отрываю тебя, но в главные ворота вошло посольство из княжества Райпур. Кроме тебя, лишь один старик толмач знает их удивительный язык. Царь дал свое высочайшее соизволение на твое присутствие и на то, чтобы помочь нашему усталому Али-Ахмету-аге с переводом.

— Слушаю и повинуюсь, — только и смог пробормотать Мераб.

Да, ему было лестно, что отец помнит все, что он умеет, но было, положа руку на сердце, немного боязно — ведь сейчас он впервые должен был переводить… И не слова учителя другому учителю, а слова настоящего посла настоящей далекой державы. Кто знает, к каким тайнам будет он причастен всего через миг!

Действительность, как это часто бывает, оказалась куда скучнее даже самой скромной мечты, и в последующие три часа Мераб не узнал ровным счетом никаких тайн, за исключением, быть может, состояния здоровья магараджи Райпура и его сына, уважаемого принца-магараджи.

Но он, мальчишка Мераб, оправдал доверие отца: перевел все, до самого последнего бормотания самого затюканного писаря посольства, не упустил ни слова и даже — Аллах великий, клянусь, что так и было на самом деле — удостоился целых двух одобрительных кивков самого повелителя.

«Должно быть, — думал визирь, наблюдая за сыном, — время прошло слишком быстро. Я и не заметил, что мальчик вырос и теперь готов стать…»

Вот тут визирь задумался: до сей поры было неясно, кем же готов стать его сын Мераб. Юноша спокойно владел дюжиной языков. Науки о земле и небе, о тайнах, сокрытых в царстве подводном и в царстве подземном, ему давались одинаково легко, и он давно уже превзошел в познаниях наставников царской школы. Увы, даже богатейшая, достойная лишь блистательной Кордовы царская библиотека была для Мераба делом прошлым, равно как и все книжные лавки по обе стороны быстротекущего Потока Судьбы — главной реки столицы великой Джетрейи.

И вновь как страшное напоминание о мудрости и глупости отцовской перед визирем встала двойная статуя целующихся юноши и девушки. Он никогда не видел ее, однако очевидцы столь ярко и страшно описывали это недостойное всякого правоверного зрелище, что представить ужасное изваяние не составляло ни малейшего труда.

— Аллах великий, да пусть он будет хоть метельщиком, хоть водоносом, хоть колдуном!

— О чем ты, достойный визирь? — Голос повелителя, великого халифа Заура, раздался словно ниоткуда.

— О, мой господин, — визирю удалось быстро привести в порядок мысли. — Размышлял я о будущем своего сына…

— Увы, мой друг, размышления отцов далеко не всегда интересны детям. Даже если это размышления о таком предмете, как их, самих детей, будущее. Дети столь редко слушают родителей…

— Однако, мой государь, дело даже не в том, что мой сын не слушает моего совета, а в том, что я и сам не ведаю, какой же совет дать сыну. Ибо знания юноши обширны, и он не выделяет особо ни одну сферу знаний.

— Счастлив ты, мой визирь, имея такого сына!

— Да, мой повелитель, это так. Но вот какое будущее ему избрать — не ведаю.

— Думаю, друг мой, самым разумным будет просто пустить юношу, как лодочку по ручейку… Пусть его несут волны судьбы — они уж точно прибьют его к тому берегу, для которого юноша предназначен самим Аллахом великим.

— Но в чем же будет тогда моя, отцовская, роль в выборе его судьбы?

— В том, воистину неопытный отец, что ты дал ему самому право выбора, вооружив на любой случай всем, что только можно.

Визирь подумал, что это совсем немало — знать и уметь… А еще визирь подумал, что иногда и сам повелитель может дать советнику и мудрецу совет более чем мудрый.

— Я видел, как ярко горели глаза твоего Мераба, когда он беседовал с посольством. Позволим же ему бывать на всех собраниях дивана, присутствовать на встречах со всеми послами.

— О Аллах всесильный и всемилостивый! Но…

— И возьмем с него клятву в том, что ни одного слова он не промолвит вне стен дворца. Это будет и испытанием и, думается мне, неплохим уроком для юного разума. Быть может, так твоему сыну станет проще выбрать.

— Повинуюсь с благодарностью и почтением. Халиф улыбнулся, подумав, что легко быть мудрым, когда речь не идет о собственных детях.

Визирь же, педантично исполняя повеление халифа, следил за тем, чтобы сын его не пропускал ни одного дня в диване, ни одного посольства. И Мераб с удовольствием переводил, вполголоса задавал вопросы второму советнику первого мудреца самого халифа и с не меньшим удовольствием слушал ответы.