Рабыня благородных кровей - Лариса Шкатула Страница 7

— Обними меня, Ана, — вдруг вырвалось у него.

Аваджи и сам удивился собственной просьбе. Никогда прежде он не произносил таких слов. Оказывается, он вовсе не воспринимал Анастасию женщиной, бывшей чьей-то женой, ждущей ребенка от незнакомого ему мужчины. Она казалась чистой юной девушкой, непорочной, всю жизнь ждавшей его одного. Представляя, как её нежные руки обовьют его, Аваджи затрепетал.

Его нечаянная мольба удивила Анастасию. Она и сама была смущена: никогда прежде она не замечала, как красив молодой сотник.

Не желтолиц, как другие его воины, хотя и покрыт ровным золотистым загаром. И глаза — не узкие щелочки, как у Тури-хана, а большие, открытые, похожие на косточку миндаля.

И ресницы длинные, пушистые. Нос красивый. Не приплюснутый, как у других монголов, а прямой, с горбинкой, с четко вырезанными ноздрями. Брови черными стрелами сходятся на переносице. Кто была его мать? Какая красавица, из каких краев подарила мужу-монголу такого красивого сына?

Она ничего не знала о нем, кроме имени. А он? Знает ли он… Анастасия вздрогнула: мужчина взял её замуж беременную! Она прижала к губам руку, будто удерживая готовый сорваться с них крик. И все же прошептала еле слышно:

— Я жду ребенка.

— Знаю.

Знает?! Мысли Анастасии заметались: зачем он на ней женился? А если… если он хочет её унизить, опозорить ещё больше? Отнять будущего ребенка? Она совсем не знает обычаев этой дикой страны!

В голове набатом гудело: "Не верь! Не верь! Берегись!"

Но он просто сказал:

— Я обещаю признать этого ребенка своим и никогда, ни в чем не отличать от собственных детей.

Почему-то Анастасия ему сразу поверила. Шагнула вперед и обняла Аваджи. Не потому, что в её сердце проснулась любовь к нему, а из чувства огромной благодарности к человеку, который не только вытащил её из грязи и позора, но и обещал защиту её будущему ребенку…

Аваджи не думал, что Анастасия его вдруг полюбила. Он и сам лишь недавно стал ощущать, как бьется его до того молчавшее сердце.

Как в первый раз оно толкнулось при виде молодой женщины с огромной охапкой травы на спине.

Потом, когда она несла воду от колодца. В том же ветхом выгоревшем платье нищенки — и где отыскала такое скряга Эталмас!

Пальцы Анастасии, сжимавшие горло тяжелого кувшина, тонкие нежные пальцы госпожи, исколотые колючей травой, которые ему страстно захотелось поцеловать. Это становилось наваждением.

Тогда-то он и пошел к хану. Аваджи казалось, что, женившись на уруске, он вернет своему сердцу прежний покой.

Но он слишком глубоко заглянул в зеленый омут её глаз!

И теперь, когда она прижалась к нему в порыве благодарности, его сердце так громко стукнуло, что он понял: прежнего покоя ему никогда не обрести!

Аваджи знал, что Тури-хан распорядился подготовить его будущую жену так же, как готовили женщин для него самого. Служанки вымыли Анастасию в воде с ароматическим маслом, и все же она пахла по-своему: запахом свежести, смешанным с запахом парного молока и дурманом цветущих весенних деревьев.

Он осторожно коснулся её груди и, почувствовав, как на руку упала горячая капля слезы, испугался: "Неужели я обидел ее? Но чем?"

Так они стояли и молчали. Долго. И время сыпалось вокруг них, как песок бархана под легким ветром. Аваджи мог бы схватить её, опрокинуть на лежанку, словом, вести себя так, как вели мужчины с девушками желтой юрты, но что-то подсказывало ему: нельзя торопиться. И он не торопился. Аваджи умел ждать.

Наверное, Анастасия именно этого боялась, опять переживая свой позор в юрте Тури-хана, но когда подняла голову и встретилась с его спокойными ласковыми глазами, в которых светилось понимание, сама взяла его руку и положила себе на грудь.

Что ещё она могла ему дать? Несчастная обездоленная женщина с ребенком во чреве? Только благодарность. И женскую ласку, которой ему не хватало с самого рождения.