Влюбленный Дед Мороз - Ольга Арсентьева Страница 7

— Так, — резюмировала Лилия после того, как поступило предложение Екатерине Сергеевне коренным образом поменять имидж — постричься, перекраситься в блондинку и явиться в школу в мини-юбке, в чулках в сеточку и в сапогах на шпильках, — пока, я думаю, достаточно. Дайте Кате прийти в себя, все обдумать и во всем разобраться. У меня же, Катя, есть к тебе только один вопрос. Он может оказаться важным, а может и нет. Все же постарайся на него ответить.

— Да? — робко взглянула на нее Екатерина Сергеевна.

— Он чем-нибудь интересуется? Я имею в виду, чем-нибудь особенным, нестандартным? Кроме обычных мужских занятий, типа пива с приятелями и футбола по телевизору?

— Про пиво и футбол я ничего не знаю, — пожала плечами Екатерина Сергеевна, — он, кажется, пиво вообще не пьет. Вроде бы ходит в бассейн…

— В бассейн — это хорошо, — одобрила Нина. — А у тебя есть красивый открытый купальник?

— Вспомнила! — воскликнула, перебив ее, Екатерина Сергеевна. — Вспомнила! Он как-то проговорился, что хочет доказать теорему Ферма!

— Теорему Ферма? — переспросила Лилия Бенедиктовна и обвела глазами девушек.

Все девушки, и даже новенькая Олеся, ответили ей безмятежно-уверенными взглядами.

— Гм… ну ладно, пусть будет теорема Ферма, — милостиво согласилась Лилия Бенедиктовна. — Какая-никакая, а зацепка. Над этим стоит подумать.

* * *

Двадцать восьмое декабря закончилось. Бесшумный и мягкий день, с нежным морозцем, окутанный легкой вьюгой, которая, впрочем, улеглась почти сразу после полуночи, завершился без происшествий.

На низком небе засияли яркие звезды, освещая припорошенные снегом улицы города. Припозднившиеся горожане с удовольствием оставляли на выметенных тротуарах цепочки своих следов.

Митя Соболев, сонно моргая, сидел у окна и ждал маму.

Ресницы у него были, как и брови, светло-золотистые, мамины. А глаза дедовы — синие, с пронзительно-ярким блеском, какой бывает на нашем северном небе в разгар весны.

Возможно, и даже наверное, что в Митькиной наружности было что-то и от отца. Но вот отца-то Митя не видел ни разу за всю свою тринадцатилетнюю жизнь.

Митя был уже большой мальчик и давно перестал приставать к матери с расспросами об отце. Он даже не спрашивал, отчего это и у него, и у мамы, и у деда, маминого отца, одинаковые фамилии. Версия летчика-испытателя, погибшего где-то за Полярным кругом еще до Митькиного рождения, была ничуть не хуже любой другой — например, той, по которой младенцев находят в капусте.

Митя по поводу отца особенно не переживал. Он вообще никогда и ни по какому поводу не переживал — характер у него был легкий. Кроме того, у него был дед.

Дед у Митьки был замечательный. Такой дед стоил десятка отцов. Несмотря даже на то, что жил он в другом городе и Митька виделся с ним всего три-четыре раза в год.

Митька перевел взгляд с темного окна на ярко освещенную, украшенную мишурой пушистую елочку и счастливо улыбнулся. Дед будет встречать с ними Новый год! Это будет лучший Новый год в жизни! Ну, или один из самых лучших.

И дело не только в новогодних подарках, хотя подарки Митя получал каждый раз самые лучшие и самые правильные — дед был щедр и к тому же обладал редкой способностью угадывать заветные мальчишечьи желания.

Дело еще и в том, что Митькин дед был… ну, скажем, не совсем обычным человеком. Митя при всем желании не смог бы объяснить, в чем именно заключается дедова необычность. Он просто чувствовал ее, как чувствуется присутствие солнца даже за самыми плотными, тяжелыми тучами. Или, скажем, близкий приход зимы — еще ничего нет, ни одной снежинки не легло на усталую землю, а в воздухе уже носится запах, некое предвкушение грядущего белого празднества.

Митя очень любил зиму. И особенно Новый год.

* * *

Не один Митя засиделся допоздна в ночь с двадцать восьмого на двадцать девятое декабря. Кроме его мамы, которая в это время спешила домой, к сыну, в городе не спали еще по меньшей мере три человека.

Во-первых, не спала Лилия Бенедиктовна, вернувшаяся из Клуба домой и сразу же подсевшая к компьютеру. Задача была не так чтобы очень сложной, но интересной, и Лилия рассчитывала найти в Интернете кое-какую полезную информацию.

Конечно, с пальто для Лизы Мышкиной все было проще — главврач больницы, где работала Лиза, была старинной знакомой и коллегой Лилии Бенедиктовны.

Лилии ничего не стоило заронить в сознании главврача мысль о денежном поощрении некоторых сотрудников. Ей легко удалось также добиться, чтобы главврач посчитала эту мысль своей собственной.

Для профессионала это была вообще не задача, а так, легкое упражнение на сон грядущий.

А вот как быть с поклонником теоремы Ферма… Ну что же, для начала надо выяснить, что это, собственно говоря, за теорема.

* * *

Во-вторых, не спала молодая, успешная и вполне даже привлекательная женщина по имени Полина, потому что утром ей надо было лететь в Инсбрук, а она никак не могла найти свои новые и очень дорогие горнолыжные очки. Ну, и еще потому, что Олег Павлович Строганов, которого Полина считала своим мужчиной, отказался отправиться с ней в Альпы под смехотворным предлогом, что у него полугодовой педсовет и дополнительные занятия с отстающими учениками.

Полина совершенно не могла понять, как можно было променять встречу Нового года на престижнейшем горнолыжном курорте на какую-то школьную тягомотину!

Заподозрив, что у Олега нет на поездку средств, она, как могла тактично, предложила деньги, но Олег отказался, коротко и недвусмысленно.

Предположив, что у него появилась другая женщина, Полина попыталась было устроить ему сцену. Но он лишь презрительно фыркнул в ответ. Ни оправданий, ни объяснений она так и не услышала.

Оттого Полина и не могла уснуть в эту ночь. Она то хваталась за мобильный телефон, то снова принималась искать очки.

* * *

В-третьих, не спал и сам Олег Павлович, Вещий Олег и Большой Змей. Не спал, хотя никакие переживания его не тревожили и никто не смог бы его побеспокоить в это время суток. Мобильный телефон был предусмотрительно выключен, а домашнего в его однокомнатной квартире не было вовсе.

Ему просто не спалось. Безо всякой видимой причины. Такое случалось с ним редко. Но уж если случалось, то он не тратил время и силы на попытки преодолеть это состояние, не пил снотворного и не уходил гулять, а, наоборот, варил себе кофейник крепчайшего кофе и садился работать.

Работа была двух видов: легкая, но противная — для заработка, и трудная, но увлекательная — для души. И для славы, о которой в глубине этой самой души Олег Павлович очень даже мечтал и надеялся.

Легкая, как верно догадалась Екатерина Сергеевна, состояла в написании контрольных, курсовых и дипломных работ для ленивых студентов, а также в репетиторстве для школьников. Легкая работа, в дополнение к скромной учительской зарплате, приносила Олегу Павловичу от двадцати до сорока тысяч в месяц и позволяла вести достаточно свободный образ жизни.