Паранойя. Почему я - Полина Раевская Страница 7

Старательно провожу языком между ними, обильно смачивая, и не отрываясь, смотрю в горящие похотью глаза.

Она такая вкусная эта похоть, такая пьянящая, что я окончательно теряю разум.

Обхватываю губами его пальцы и, забыв про всякий стыд, начинаю не просто дразнить, а жадно посасывать, не скрывая, что получаю от этого удовольствие.

–Нравится сосать, Настюш? – спрашивает он, проталкивая пальцы глубже, нажимая на корень языка. Я давлюсь и на панике перехватываю его руку, чтобы удержать. Слезы обжигают глаза, а между ног разливается горячая волна.

Будто зная об этом, Серёжа довольно ухмыляется, вытаскивает пальцы из моего рта, и впившись в него жалящим поцелуем, ныряет рукой под резинку моих штанов и трусов. У меня вырывается стон, когда он проводит влажными от слюны пальцами по набухшему, пульсирующему в ожидании его прикосновений, клитору.

– Какая мокренькая… Так сильно хочешь, да? – размазывая смазку по складкам, приговаривает он, лаская меня круговыми движениями.

– Хочу, – признаюсь с тихим стоном, когда он проникает в меня.

– И что моя сладкая девочка хочет? – мазнув языком по моим губам, начинает он дразнить. Но я уже настолько возбуждена, что для меня это нестерпимая мука, поэтому обезумевшим от желания шепотом рублю правду, бесстыже насаживаясь на осторожно двигающиеся во мне пальцы:

– Тебя хочу, Долгов. Твой член… Чтобы оттрахал, вы*бал.

От собственной пошлости между ног горячей патокой растекается остро – сладкое возбуждение. Оказывается, это так одуряюще вкусно признаваться своему мужчине в грязных желаниях. Обнажаться перед ним абсолютно, до самых потаенных глубин.

Однако, я тут же жалею об этом, когда Сережа на мгновение замирает. Видимо, охренев от таких заявочек.

Мне становится страшно и не по себе. Я боюсь, что он снова, как летом, грубо отреагирует на мою откровенность и заставит стыдиться саму себя: своих глупых, доверчивых порывов.

Господи, и зачем я только ляпнула эту похабщину?! Что за дура такая необучаемая?! Знаю ведь, что нельзя быть настолько открытой, нельзя выбиваться из привычного образа. Хорошие девочки так не говорят.

Правда, где теперь я, а где хорошие девочки?

Уж точно не с раздвинутыми ногами под женатыми мужиками старше их вдвое.

Сглатываю тяжело, и прикусив губу, все же хочу дать заднюю, перевести все в шутку, но встретившись с плотоядным, голодным взглядом, понимаю, что Долгову нравится. Нравится, как я отзываюсь на его прикосновения, как влажно и горячо пульсирует у меня между ног. Нравится, что я такая…

– Бесстыжая девчонка, – с усмешкой тянет он, – наказать бы твой грязный ротик за такие словечки.

Я краснею и судорожно втягиваю воздух, когда его пальцы выскальзывают из меня и начинают медленно поглаживать клитор. Ласкать так умело и нежно, что хочется стонать в голос от прошивающего насквозь удовольствия.

– Накажи, – не произнося ни звука, прошу одними губами, прикрывая глаза от накатившей, жаркой волны наслаждения и пекущего щеки стыда.

Да, мне до ужаса стыдно, но я настолько возбуждена, что не могу сдерживаться. Особенно, когда он так жадно смотрит, считывая кайф с моего лица.

– Классно тебе, Настюш? – шепчет хрипло, ускоряя темп, присоединяя еще два пальца, растягивая меня так, что становится даже больно. Но эта боль приятная, вызывающая еще больше удовольствия.

– Да, – выгибаюсь со стоном, сгорая от нетерпения. Мне мало его пальцев, хочу его всего. Я уже не просто готова, я отчаянно теку на широкую ладонь. Между ног так хлюпает от каждого проникновения, что я не выдерживаю и срываюсь на мольбу. – Пожалуйста, Серёж…

– Шш, сейчас, маленькая, – обжигая губы горячим дыханием, обещает Долгов, замедляя темп, растирая мою влагу по кругу. Он, будто загипнотизированный смотрит, как я задыхаюсь от нарастающего наслаждения, и медленно проводит по своим губам языком, в предвкушении облизываясь на меня оголодавшей зверюгой. Это так сексуально, что у меня пальцы поджимаются на ногах, а низ живота тянет до слез от нестерпимой потребности в нем.

Словно почувствовав, что моя агония достигла апогея, Серёжа прекращает свои дразнящие ласки. Последний раз мазнув по клитору, вызывая сноп обжигающих искр у меня под кожей, вытаскивает руку и целует меня.

Так сладко, так чувственно целует. До головокружения.

Я даже не замечаю, как он поднимает меня с дивана, как, не разрывая поцелуя, ведёт в спальню, пока в ноги не упирается царга широкой кровати. Потеряв равновесие, но изловчившись не упасть, усаживаюсь на стеганное покрывало сливочного цвета, но не успеваю даже сориентироваться, как Серёжа снимает с меня толстовку.

После тёплого флиса воздух в комнате кажется прохладным, кожа покрывается мурашками, а соски твердеют. Но обхватить себя за плечи и прикрыться мне хочется вовсе не из-за температуры.

Почему – то вдруг накатывает стеснение и неуверенность. Я никогда не загонялась на тему размера груди, но сейчас, вспомнив ту модельку с её буферами, и что у Ларисы, несмотря на худобу, тоже грудь большая, хочется спрятать свою скромную «двойку». Но Серёжа не позволяет идиотским мыслям завладеть мной. Коснувшись моего подбородка, заставляет поднять на себя взгляд. И погладив меня по щеке, шепчет охрипшим голосом:

– Ты нереально красивая, Сластён.

Его ласкающий «хочу тебя» взгляд вкупе с этими словами наполняют меня восторгом и в то же время смущением. Кровь приливает к щекам, и я забываю о холоде. А когда он снимает с себя футболку, и вовсе становится жарко.

Вот кто, действительно, красив: широченные плечи, сильные, накаченные руки со вздувшимися на предплечьях венами, мощные грудные мышцы, никакой кошмарной, густой поросли и, наконец, чётко-очерченные кубики пресса, манящие провести по ним языком.

Не видя причин, отказывать себе, смотрю Долгову в глаза и, преодолевая робость, провожу ладонями по его торсу, а после начинаю медленно покрывать поцелуями, спускаясь все ниже и ниже, пока не дохожу до резинки штанов.

Прикусив губу в нерешительности, снова поднимаю взгляд. Кажется, я исчерпала весь запас своей смелости, чтобы проявлять теперь инициативу. Да и воспоминания о той позорной попытке сделать минет все ещё живы.

К счастью, Сережа, как обычно, понимает мои страхи без слов. Развязывает завязки и приспускает штаны вместе с трусами ровно настолько, чтобы высвободить член.

Я перестаю дышать, будто перед прыжком в воду. На мгновение даже становится страшно. Хочется, как маленькой девочке зажмуриться, но все же любопытство пересиливает.

Какой он у него? Кроме Ильи и порно-актеров сравнить мне не с кем.

Впрочем, даже без сравнительного анализа становится понятно, он у Долгова большой: длинный, с крупной, темно-розовой головкой, перевитый тугими венами и такой толстый в диаметре, что мамины подружки наверняка продали бы за него душу, ибо все единодушно утверждали, что в размере члена важна не длина, а толщина. Ну, конечно, при условии, что этот член не меньше пятнадцати сантиметров.