Бизон и Радуга - Татьяна Богатырева Страница 7

– Лиза, ну ответь же, мисс Бринкс волнуется. Лизочек! – Киса запаниковал.

А меня наконец-то начало отпускать. То есть, отпускать начал страх. И продрал заспанные глазки здравый смысл. Он, смысл, подсказывал: самое время успокоить психованного гения, одеться, собрать вещи и документы – и свалить. Куда угодно, только чтобы гений не знал, куда именно.

– Все хорошо, Нэнси, – собрав нервы в кучку, крикнула я. – Небольшой форс-мажор, но мистер Одоевский через пять минут будет готов.

– Ладно. Мы с Робби подождем тут, – намекнула Нэнси, что она не одна, а с шофером-громилой.

– Зачем тут, не надо тут! – забеспокоился Киса, услышавший знакомые слова. – Лизочек, скажи ей, пусть посидит внизу.

Я покачала головой и указала Кисе на шкаф:

– Одевайся.

А сама потянула из-под кровати свой чемодан. Но мне помешала нога в черном, несвежем и перекрученном носке.

– Оставь чемодан! – привычно рявкнул Киса, но тут же снизил тон, вспомнив о мисс Бринкс. – Лиза, не глупи. Тебе некуда идти.

– Будь добр, убери руки. И ноги. И сам уберись от меня! – я оттолкнула его руку, протянутую ко мне.

Откуда я знаю, хочет он помочь мне подняться или снова ударить? Нет уж. Мое доверие кончилось.

– Не будь дурой. Подумаешь, я погорячился немного, но ты сама виновата! Ты же знаешь, я на нервах! Лиза, ты должна понимать!

– Мисс Бринкс, – напомнила я, выпрямившись и глядя в упор в наглые мудацкие глаза.

Когда-то мне очень нравился их ореховый цвет. И форма нравилась. И мужественный нордический подбородок вкупе с гладко выбритыми щеками и высокими скулами, и темно-русая стильная стрижка тоже. Ипполит свет Геннадьевич вообще красивый мужчина, к тому же талантливый художник и обладатель отлично подвешенного языка. Вот так сразу и не скажешь, что эмоционально неуравновешенный мудак с манией величия.

Я злая, да? Да. Я злая. Меня обозвали шлюхой, побили, чуть не выкинули из номера в одном халате – и тут же сделали во всем виноватой. Тут как останешься доброй, так и протянешь ноги. Так что я буду настолько злой, насколько только смогу.

Видимо, Киса прочитал это в моих глазах. Он вообще-то умный, Киса. Просто потерял берега от собственного величия и безнаказанности.

– Лизочек… – опять сменил он пластинку.

– Не теряй время, Киса. Через час пятьдесят леди Камилла передумает делать твою выставку.

По тому, как болезненно он поморщился, я поняла, что попала в самое уязвимое место. Выставка! Шанс всей его жизни! Вот так разом стать из весьма известного в узких российских кругах гения – мировой знаменитостью. Выставка в «Данишхолл» и целых полчаса в телешоу для снобов – это совершенно новый уровень славы и, что немаловажно, денег.

– Ты не можешь бросить меня сейчас, Лизонька. Я же без тебя, как без рук! Лизочек, давай вечером поговорим… – панически бормотал Киса, бочком пробираясь к шкафу. – Мы же семья, я же люблю тебя, маленькая моя… ну где же эта рубашка… Лиза!

– Развод, двадцать тысяч евро и отдельный номер, – выпалила я, едва не зажмурилась от собственной смелости, и добавила: – Сегодня же.

Между прочим, я имела полное право потребовать все тридцать – разницу между обычной ценой за картины Кисы и той, что я сумела вытрясти с леди Даниш. Да-да, без моих сладких песен о его гениальности и, что немаловажно, изумительной эксцентричности и самобытном антураже черта с два бы эта снобская стерва обратила внимание на еще одного дикого русского художника. А так она нашла для себя новое развлечение, почти медведя с балалайкой.

– Лиза?! – глаза Кисы сделались круглыми, и в них замелькали значки доллара, как в мультиках. – Зачем тебе отдельный номер?

– По разводу и гонорару возражений нет? Отлично. Три минуты до выхода. Если ты согласен, то к леди Камилле я еду с тобой.

– Три минуты! О боже! Лиза! А-а!

От шока Киса уронил на себя вешалки с рубашками, а себя – на пол, и стукнулся копчиком обо все тот же бортик кровати. Он заорал, а я подумала: есть в этом мире справедливость!

– Элизабет?! – тут же послышалось из-за двери.

– Все в порядке, Нэнси! Поль очень волнуется, но будет готов вовремя.

– Помоги мне, Лизонька, скорее! О черт! Моя рубашка!..

– Вот твоя рубашка. – Я выдернула из кучи, под которой барахтался Киса, нужный предмет.

– Ты моя умница… да убери ж ты это все!

Я едва не дернулась по привычке сгребать вывалившиеся вещи обратно в шкаф, но вовремя себя остановила.

– Ты согласен с моими условиями, Одоевский?

– Некогда, Лизонька, некогда, одевайся скорее! Где же мои брюки… да не эти…

– Ладно. Раз не согласен, то все сам.

Я демонстративно отошла к стоящему у окна стулу и уселась на него, сложив руки на груди.

– Что за!.. Лиза! Черт, Лизонька! Время! Лизочек, вечером поговорим… надо бежать, нас люди ждут! Что подумает леди Камилла? Ты же не хочешь выглядеть дурочкой, Лиза!

Если он ждал, что я подскочу и брошусь его обслуживать, чтобы выглядеть хорошей девочкой, он ошибся. Да что там ошибся. У Кисы явно случился разрыв шаблона. Это же всегда срабатывало! А тут вдруг – облом. Я прямо услышала, как шестеренки в его голове заскрипели в попытке перестроиться и найти новую, действенную линию поведения.

– Полминуты до твоего выхода, Киса.

– Не называй меня так! Я ненавижу, когда ты зовешь меня Кисой! – снова взъярился он, но тут же угас и растерянно застыл перед шкафом. – Что мне надеть?

Как дитя малое, честное слово. Талантливое, избалованное, капризное, эгоистичное, хитрожопое и неприспособленное к жизни дитя. Какой же я была дурой, когда приняла его за мужчину и вышла за него замуж!

– Сходи в душ, а потом надень розовые брюки, клетчатый пиджак и галстук с павлинами.

– Зачем с павлинами? Он дурацкий!

– Именно поэтому. Киса, это мой последний дружеский совет, хочешь – пользуешься, не хочешь – не поль…

– Хорошо-хорошо, я надену… я согласен! Это шантаж, Лиза, так нельзя! Но я согласен на все!

– Двадцать тысяч, – напомнила я Кисе, чувствуя себя стервой и хапугой, достойной Черкизона, и едва не сгорая от стыда. – И если ты меня хоть пальцем тронешь, получишь скандал на всю Европу. Мисс Бринкс об этом позаботится.

Чтобы не отступить в последний момент и не сыграть в типично русскую жалостливую дуру, пришлось напомнить и себе, что при разводе я не получу ни гроша, мне будет негде жить и работы у меня тоже нет. Ведь то, что я уже четыре года при Кисе и домработница, и администратор, и пиар-менеджер – это же не работа. Это «долг хорошей жены», который, как известно, не оплачивается.

– Хорошо, Лизонька, я согласен, ну одевайся же скорее! Мы опаздываем!