Только герцогу это под силу - Сабрина Джеффрис Страница 69

Я и подумать не могла, что вы способны быть таким тираном в отношении своей бедняжки жены. Есть ли у вас вообще жена, или это мнение холостяка, который воображает, что может застращать любую женщину, чтобы та исполняла его желания?

Ваша изумлённая родственница,

Шарлотта

Два дня спустя, Лондонские женщины закончили опрашивать своих вероятных кандидатов. Когда Луиза сидела вместе с Саймоном, миссис Харрис и Региной в его кабинете, она не могла не почувствовать облегчения, что с этим покончено.

Раджи вертелся по комнате, перескакивая с одной полки на другую, но никто из них не обращал на него внимания. Чего нельзя было сказать о кандидатах. Саймон намеренно оставил Раджи в кабинете для собеседования — одна из его маленьких уловок, направленная на то, чтобы мужчины потеряли контроль, и он в свою очередь смог вывести их на чистую воду.

К сожалению, честность, которой он добился от мистера Данкома, оказалась весьма неожиданной. Выходки Раджи побудили того делать унизительные высказывания в адрес индусов, которыми в свое время управлял Саймон. Очевидно, мистер Данком таким нарочитым неуважением предполагал снискать расположение Саймона. Как же он ошибся в своих представлениях.

— Ну? — спросил теперь её Саймон. — Что ты о нём думаешь?

Она вздохнула.

— Ясно, что о мистере Данкоме и речи быть не может. Думаю, мы все благополучно можем согласиться, что он был… ну…

— На редкость тупой? — любезно намекнул Саймон.

В то время как другие дамы изо всех сил старались скрыть улыбки, Луиза игриво взглянула на мужа.

— Я бы сказала, что он проявил себя, как — выражаясь языком мисс Креншоу — «осёл», но, полагаю, «тупой» ему довольно хорошо подходит.

Посмеиваясь, Саймон обернулся к остальным.

— Остальные согласны? — когда они закивали, он добавил: — Занчит, Данком выбывает, — Саймон откинулся на спинку кресла, но так и не посмотрел на неё. — И… э… какое у дам мнение о Годвине?

Луиза нахмурилась.

— Ты отлично знаешь, что мы о нём думаем, самодовольный ты дьявол. Мы не дурочки. Было крайне очевидно, что в жизни Годвин слишком горяч, даже на мой вкус. Филден был более уравновешен и убедителен в своих взглядах, безоговорочно.

— Хорошо, что ты это признала, — сказал Саймон, с намёком облегчения в голосе.

— Как же не признать, когда Годвин предлагает такую тактику, как насильственный захват власти в тюрьме, чтобы продемонстрировать нашу решительность в улучшении условий?

— То была интересная идея, — сказала миссис Харрис, храбро защищая своего друга.

— В итоге всех вас перестреляли бы, — Саймон посмотрел на жену. — И хотя я поддерживаю ваши цели, мне, по правде говоря, совсем ещё не хочется становиться вдовцом.

Луиза взглянула на него.

— Продолжай. Можешь теперь официально злорадствовать.

— Я не злорадствую, — сказал Саймон, хотя так и норовил улыбнуться. — Я только поздравил себя со здоровой сметкой, потому как женился на такой прозорливой и умной женщине. На той, которая настолько честна, что признаёт свои ошибки, даже если это её ранит.

— Если думаешь, что под шквалом комплиментов я стану милой… — она слегка улыбнулась ему. — Ты, вероятно, прав, самоуверенный ты дьявол.

— Итак, что теперь будет? — вмешалась миссис Харрис. — Я никогда не участвовала в политической кампании.

Саймон объяснил процесс, потом добавил:

— Надо будет удостовериться, что речи Филдена верно сфокусированы. И если мы упомянем его в прессе…

— Ты продолжаешь говорить «мы», — вставила Луиза. — Значит ли это, что ты нам поможешь?

Саймон обвёл взглядом их сквозящие надеждой лица, затем вздохнул.

— Да. Полагаю, так.

— Хорошо, — сказала она. — Так как он ясно дал понять, что просто сбежит, если мы оставим его без нашей с тобой поддержки, — и Луизе грело душу, что муж так поступит. В самом деле, его ответ просто поразил её.

Когда их политическая дискуссия превратилась в светскую беседу, она признала, что за последнее время Саймон часто её удивлял. Сперва было его потрясающе согласие насчет тампонов. Затем — искусное ведение интервью и поразительная готовность помогать им с кампанией. Как ей это понимать?

Это резко контрастировало с его более тёмной стороной, которую Луизе порой доводилось видеть, вроде того, как он оставлял их постель, чтобы часами пересматривать письма. Тревожила его навязчивая идея выяснить правду насчет мистера Ханта. Она начала думать, что это не просто способ искупить осознанную им ошибку, а нечто большее. Должно быть — стремление помешать деду, словно такой поступок ослабит боль в душе Саймона.

Луиза спрашивала Регину о графе Монтите, но та мало что рассказала. Граф, очевидно, только на Саймона и обращал внимание. Однако Регина упоминала, что дед Монтит и минуты не мог провести с Саймоном, чтобы не наставлять его — как вести себя, как стоять, как говорить.

Луиза посмотрела в сторону мужа, который с обычным непринужденным обаянием вёл беседу с дамами, и её пробила дрожь. В точности как Саймон вытачивал резные создания, граф выточил у Саймона уравновешенное поведение государственного деятеля.

Вот только как, хотелось бы ей знать. Делая ему замечания? Или пользуясь другими, более безрадостными методами? Саймон явно презирал его, значит, дед должно быть что-то ему сделал. По какой ещё причине Саймон иногда превращался в свирепое существо, которое она едва узнавала?

Как тогда, когда он взорвался в гневе в её гардеробной. Не то чтобы Луиза осуждала его за это; любой другой мужчина поступил бы точно также. Но то, как он позднее взял её, так яростно, так настойчиво, испугало Луизу.

И в то же время, она наслаждалась этой исступленностью. О Боже, когда Саймон занимался с ней любовью, Луиза становилась тем невероятно безнравственным существом, которое упивалось секретами любовных утех, которым он её учил.

Она старалась не думать, где он им обучился. Или почему, казалось, так и стремился жену извести её же желаниями, доводя до такого состояния, что она так страстно его хотела, что сказала бы или сделала всё, чтобы найти выход своим чувствам.

Единственным утешением было то, что с Саймоном Луиза могла творить то же самое. И часто так и делала, даже когда он проклинал её за это. Словно между ними бушевала молчаливая война страстей. Такова ли суть брака, этот яростный и непрерывный пожар? Она надеялась, что нет. Хотя в настоящий момент это было волнующим, Луиза опасалась, что впоследствии это станет утомляющим.

Особенно — если только появится ребенок. Она прикусила губу. В последнее время идея иметь ребенка всё больше привлекала её. Луиза продолжала пользоваться тампонами, но уже начала колебаться, когда их вводила. Лишь давняя картина о мучении сводной сестры не давала ей совсем отказаться от них.