Близость - Элизабет Гейдж Страница 69

Росс не спрашивал Лесли, что случилось. Он инстинктивно понимал, что она переживала личные страдания, в которые он не имел права вмешиваться. На работе он был постоянно рядом с ней и ждал, когда она оправится. Он понимал, какой гордой и жизнестойкой была ее личность. Когда она почувствует, что пришло время, если оно вообще придет, то сама все расскажет ему.

А тем временем Росс старался быть для нее другом, старался создать для нее атмосферу, в которой бы ей свободно дышалось. Он намеренно завалил ее работой и наблюдал, как она приняла этот вызов ее сильной и блестящей личности.

В этот период чувства Росса к Лесли стали менее определенными и более мучительными. С одной стороны, он вынужден был держаться в стороне, сохранять дистанцию, поскольку она явно не могла и не хотела делиться с ним своими горестями. Откровенно говоря, он подозревал, что она страдает из-за любви, из которой ничего не вышло. С другой стороны, он не мог не помнить, что сделал ей предложение выйти замуж незадолго до несчастья — каким бы оно ни было. Это его смущало и вселяло неуверенность.

Поэтому Росс вернулся к прежней роли отца, в которой проявил себя, когда впервые встретился с Лесли. Ему было особенно обидно отступать на прежние позиции теперь, когда Лесли значила так много для него, но у него не было выбора.

Мужество и решительность, с которыми Лесли преодолевала трудные и долгие часы работы, трогали сердце Росса. Он еще никогда не встречал людей с такой силой воли и цельной натурой. Его восхищение ею росло в той же пропорции, в какой он вынужден был скрывать свою любовь.

Но маска печали на ее лице не исчезала. Проходили месяцы, а она становилась все замкнутее, загадочнее: Росс понимал, что рану, от которой она страдала, за несколько месяцев не вылечишь. Для этого нужны годы, а шрам от раны может остаться навечно.

В один из ненастных осенних дней произошло событие, которое нарушило нелегкое статус кво.

Умер отец Лесли.

Об этом стало известно после звонка в офис. Лесли подняла трубку, молча выслушала, сказала несколько утвердительных слов собеседнику и подошла к Россу.

— Папа умер, — сказала она. — Я должна ехать домой и проследить за приготовлениями к похоронам. Мне нужно на это несколько дней.

Росс обнял ее за плечи.

— Конечно, дорогая, — сказал он. — Можешь отсутствовать столько дней, сколько тебе понадобится. Мне поехать с тобой? Возможно, я смогу чем-то помочь.

Росс знал, что у Лесли, кроме отца, не было никого на свете. Он представил, как ей будет одиноко в первые дни после его смерти.

Лесли отрицательно покачала головой.

— Я прекрасно справлюсь одна, — сказала она. — Кроме того, ты нужен здесь.

— Что ж, хорошо, — сказал он, все еще обнимая ее за плечи. — Но звони мне каждый вечер. Обещаешь?

Она улыбнулась и погладила его по щеке.

— О'кей, босс, — сказала она шутливым тоном.

Но ее улыбка была невеселой.

Том Чемберлен умер от разрыва аневризмы, которая унесла жизни многих людей, в том числе, как ни странно, лечащего врача Тома. Он умер скоропостижно и почти безболезненно.

Поначалу смерть отца отодвинула на задний план страдания, которые грызли душу Лесли в последние месяцы. Образ Джордана Лазаруса отошел в самые дальние тайники ее сознания, оттесненный внезапно нахлынувшим горем. Она чувствовала себя словно очистившейся от прежних страданий и даже спокойной, будто новая скорбь послужила болеутоляющим средством для переживаний последних месяцев.

Лесли была спокойной и собранной все то время, что летела домой в Элликот, где в аэропорту ее встретила дальняя родственница. В окна машины она смотрела на проносившиеся мимо улицы старого города, выглядевшие пустынными и унылыми, одряхлевшими с тех пор, когда они были единственной реальностью для нее.

Она немедленно взялась за подготовку к похоронам, навестила в тот же вечер мистера Норвелла, директора бюро похоронных процессий.

Двадцать лет назад именно мистер Норвелл произнес прощальное слово над могилой матери Лесли. Его присутствие на нынешних похоронах придавало особенно мрачную ноту этой процедуре. За эти годы Лесли много где побывала, повидала немало, прошла через потрясения, которые полностью изменили ее. А вот мистер Норвелл, его старое похоронное бюро, его благожелательные манеры не изменились нисколько. Правда, волосы поредели, подбородок обрюзг, но в остальном он был все тот же.

Это немного потускневшее постоянство, отражавшееся на лицах тех, кого она знала, на облике города, подействовало на Лесли как наркоз, лишив способности что-либо чувствовать.

Она боялась, что в момент надгробной речи ее спасительная бесчувственность будет сломлена, но этого не произошло. Пастор Рейнольдс никогда не отличался велеречивостью, и его попытки восхвалить личность и заслуги Тома Чемберлена оказались тщетными. Он говорил избитые фразы, присущие церковнослужителю, превознося Тома как набожного, семейного человека, хорошего друга, много сделавшего для семьи и окружающих. В его проповеди не было и следа реального Тома — тихого, неприметного человека, чей острый юмор и чуткая, благородная душа восполняли недостаток образования и однообразие жизни. И это тоже устраивало Лесли. По крайней мере, в ее памяти отец останется таким, каким он был.

Лесли перенесла одну из самых тяжелых недель в своей жизни.

Но в последний вечер в родном доме, укладывая немногочисленные личные вещи, принадлежавшие семье, которые она не хотела продавать со всем остальным скарбом, она наткнулась на семейный фотоальбом.

Она вспомнила, как они с отцом рассматривали альбом, когда Лесли еще училась в университете, и как отец заметил, что с возрастом она все больше начинает походить на мать. Это сходство заметила и тетя Мей, когда накануне на похоронах со слезами на глазах смотрела на нее.

Перевернув последнюю страницу альбома, она обнаружила письмо, которое написала отцу всего десять дней назад. Почерк на конверте показался ей незнакомым, словно писал другой человек. Не было нужды открывать конверт, чтобы узнать, что все письмо проникнуто ложью, как и все другие письма, которые она писала отцу с тех пор, как встретила Тони и ушла из «Оугилви, Торп», как родила ребенка и переехала на Лонг-Айленд, как встретила, полюбила и потеряла Джордана Лазаруса. И всю эту ложь ее отец принимал безропотно, с присущим ему чувством такта, никогда не подвергал сомнению, но всегда считал несовместимым с ее образом, который хранил в своем сердце.

Клубок лжи, катясь по странному лабиринту ее жизни через время, пространство и смерть, привел ее в конечном счете к тому, что только теперь, в данную минуту она осознала, что Том Чемберлен потерян для нее навсегда и никогда не вернется, чтобы обнять ее, согреть ее сердце своей улыбкой.

От этой мысли слезы покатились по щекам. Она легла на старый, потертый диван с жесткими ковровыми подушками и громко зарыдала. Столько времени сдерживаемые слезы хлынули из глаз. Боль в сердце была нестерпимой.