Замужем за олигархом - Ирина Лобановская Страница 68

— Да, я никому никогда в своей помощи не отказываю, — меланхолично заметил Митенька.

— Вот именно не отказываешь! — наконец не выдержал и, больше не владея собой, сорвался на яростный крик Михаил. — Думай, что говоришь! Очень думай! Ты девкам своим никогда не отказываешь! Словно запрограммировал непостоянство и возвел его в ранг закономерности! Вот в чем фишка! Но в этом твоем законе есть нечто противоестественное! Измена как таковая нигде и никогда не может быть нормой жизни! Это не игрушки! Благоглупости! Нельзя путать легкие с яйцами! И перемены здесь нужны как соловью консерватория!

Он резко выпалил все это и осекся: так-то оно так… Только ему ли рассуждать о морали и нравственных принципах?.. Опять он в пролете, по нулям… Чего он взбеленился… Митенька снова абсолютно прав. Сиди и не чирикай… Даже не возникай… Возьми голову в руки…

Дронов вновь усмехнулся. Он отлично понимал, что привлекает женщин в этом таком невзрачном на первый взгляд, совершенно бесцветном и невыразительном Каховском. Как раз необузданность, безудержность, безоглядность чересчур эмоционального Михаила, всегда готового взбрыкнуть… Немногие могли тягаться с этой беспредельной, нервной чувственностью.

— Ты снова начал беситься, роднулька, — вполне резонно и справедливо заметил Дронов. — Это возрастное. Но боюсь, как бы ревность и вспыльчивость не принесли тебе слишком много страданий. Мне не хочется, чтобы ты изводил себя и терзался. Муки вообще не по твоей части: ты чересчур легко ломаешься.

Чарующая мелодия дроновского голоса… Каховский искоса глянул в окно, моментально остывая.

— Я позвоню Дашке сам, — сказал флегматично Митенька. — Все равно каждая сосиска хочет стать колбасой…

Михаил лишь неловко дернул головой и устало бормотнул, тупо уставившись в пол:

— Я буду ждать… Как только — так сразу…

Наступила блаженная тишина. Каховский опустил жалюзи, открыл бар и взял наугад первую попавшуюся бутылку. Сначала поездки с Алиной за город, а потом Любочка совершенно выбили его из колеи. Так и пить совсем позабудешь… он глотнул прямо из горлышка. Приятная теплота, блаженство и умиротворение охватили почти мгновенно.

Митенька позвонил через день.

— Завтра в шесть, — небрежно бросил он. — Почему ты молчишь, роднулька? Опять что-нибудь не так? Какие еще фокусы судьба удружила? Не понос, так золотуха? Или с похмелюги бесишься, комплексун? — без всяких околичностей догадливо поинтересовался Дронов.

Ишь, бабка-угадка!

— Хотя выпивону у тебя как всегда навалом. И ням-ням тоже. Хлестанул с утреца, папазолкой закушал — и бодряк!

— Ты циник, Дмитрий, негоже… Вот и лексикончик у тебя сегодня какой-то сногсшибательный, необычный, — поморщился неприятно удивленный Михаил. Он с трудом узнавал Митеньку. — Где подобрал? Особенности национальной речи?

Но проблемы стилистики Дронова волновали не сильно.

— Ты бы плюнул, Мишель, на Дашку. У нее голова не болит! Нельзя так долго переживать по пустякам, сделай останов. Баба с воза — кобыле легче! А то ностальгия скушает и не подавится. Она жуткая сволочь, — доброжелательно посоветовал он без всяких обиняков. — А бабья на твою долю еще найдется… На крайняк я подсоблю. Я ведь жутко привязан к несмышленышам, глупышкам. Полуфабрикатикам. Эти дурашки подкупают своей неприспособленностью к испытаниям, которые потом выпадут на их долю. Каюсь, роднулька, грешен: по жизни обожаю нежных, хрупких, податливых… Которые требуют забот… Наивных, несформировавшихся, с большими глазенками… Люблю лепить, создавать, творить.

Кто бы сомневался…

— Не дает покоя слава Пигмалиона? Совершенно напрасно. По-моему, ты уже создал свой идеал. Во всяком случае, раньше без конца о нем пел, — резко бросил Каховский, слегка передернувшись от дроновских откровений.

— Увы, Пигмалион плохо кончил. Это не но мне, — дипломатично не заметив его вспышки, сообщил, ухмыльнувшись, Дронов. — Он слишком мало знал и не умел любить по-настоящему.

— А ты, стало быть, умеешь? Ишь ты! Кто бы мог подумать… Всегда в ответе за тех, кого приручил… — пробормотал Михаил и снова отхлебнул из бутылки. — Будь добр, заткнись наконец со своей любовью, надоел. Желательно совсем и навсегда! Накурился, что ли?

Митенька вопрос проигнорировал.

— Ладно, жди… Она придет… Я обкашлял с ней все детали. А дальше… — он выразительно помолчал, — дальше разбирайтесь с ней сами. Люди взрослые… Ваши подробности.

— Да, наши… — буркнул Каховский. — Очень наши… Остальное — по барабану… И пусть весь мир подождет!

Неожиданно позвонил Илья:

— Что с тобой, сладкий? Захотел добавить в жизнь необходимого огня, ага? Тебе недостает? Ведь рядом с бабой ты оказываешься в замечательном положении сапера: первая твоя ошибка станет последней.

Михаил как-то нехорошо, опасно молчал. «Я странен, а не странен кто ж?..» В его темном молчании был скрыт очевидный смысл. Мнимая незаявленность четко сформулированных желаний… Получилось лучше, чем он боялся, но хуже, чем хотелось… Довольно окейно… Сумма плюсов по-прежнему превышает сумму минусов. Пусть даже это совсем другая сумма и иные слагаемые. Все равно… You get what you want…

— Ты затеял игру в молчанку? — слегка раздражаясь, спросил Илья. — Поделился бы, о чем так упорно молчишь…

— Говорить от нечего делать — занятие скучное и бесцельное, — процедил сквозь зубы Каховский. — Ты зачем звонишь?

— А по поводу твоих кошелок. Глупы, как куропатки. Хотя тебя они облапошивают запросто, — хмыкнул цыган. Он спокойно, со вкусом и знанием дела, художественно развивал свою красочную теорию дальше, максимально используя средства выразительности. В нем явно проснулся экспериментатор. — У тебя уже не одна имеется. А чего это Наталью так разнесло? Я когда вижу толстух, всегда думаю одно и то же: «Ну, похудеет она килограммов на пятнадцать, будет весить сто пять… А что это изменит? Все равно до девяносто — шестьдесят — девяносто не дотянется. Недостижимый идеал! В постели безвкусная, как вареная капуста без соли. Живот обвис, сиськи до пупа… И целлюлитом разрисованная, ага?» Ты вот другую нашел — а что толку-то? Все то же самое! Ну, правда, в несколько ином варианте. Молодая красивая дрянь. Узкобедрая, с твердыми, как лесные яблочки, грудками. Сучка и стерва. Вечно врет, косит на сторону и мотает тебе нервы. И та же самая тупая бездарность по ночам, от которой к утру жутко тянет повеситься. Грудь здесь ни при чем. Или тебя полено устраивает? А учить их бесполезно, только портить. Непрошибайки! Эпизодические персонажи в твоей еще довольно долгой жизни. Да и стоит ли мучиться со сковородкой и жарить картошку дома, если всегда можно купить прекрасные чипсы?

Илья снова упорно стремился к излюбленно-привычному хеппи-энду даже в чужой жизни. Пробовал ее наладить по-своему. Бесконфликтная натура…

— Ты имеешь в виду шлюх? От них все просто рыдают от восторга, — пробурчал Михаил. — Заткнись, сделай одолжение! Желательно совсем и навсегда.