Бесценная - Мэнделин Кей Страница 68

— Примерно час назад, когда вы были с мистером Фростом. Миледи попросила меня передать ее вам, а также выразить ее сожаление по поводу того, что не сможет присутствовать за обедом.

— Черт побери! — пробормотал Дэрвуд.

— Что-нибудь случилось? — полюбопытствовал Фрост.

Эллиот выдвинул ящик стола, чтобы достать оттуда револьвер.

— В записке говорится что она отправилась на чай к леди Эстерли.

— Ты уж меня извини, но я бы не стал стрелять в нее за это.

Дэрвуд бросил Гаррику револьвер и коробку с патронами.

— Она не у Перл Эстерли.

— Откуда тебе это известно?

— Потому что знаю, на что способна моя жена.

— Так где же она?

Дэрвуд вытащил из ящика второй револьвер.

— Она отправилась к Карлтону Ренделлу.

— Боже, зачем ей это понадобилось? — изумился Гаррик, заряжая револьвер.

— Потому что Ховард наконец сказал ей, где можно найти свидетельства невиновности моего отца.

— А разве это не гроссбух, который она добыла у Брэкстона?

— Нет. Ховарду понадобилось выставить моего отца виновным для того, чтобы держать на коротком поводке Брэкстона и всех остальных. И вот теперь Либерти вбила себе в голову, что обязана разобраться с Ренделлом и добыть для меня последнее свидетельство.

— Черт тебя возьми, Эллиот! Хотя бы раз в жизни могу я услышать от тебя нечто такое, что не лишит меня на десять лет вперед душевного спокойствия? Как давно ты все это узнал?

— Что именно? — Дэрвуд заткнул револьвер за пояс и встал.

— Что у Ховарда двойная бухгалтерия. Эллиот подошел в двери библиотеки.

— С самого начала.

— Но как?

— Потому что неплохо изучил Ховарда Ренделла. Кроме того, мне известна его привычка все доводить до конца.

Пока Дэрвуд ехал по запруженным улицам города, его начал охватывать ужас. С того самого момента, как увидел в пепельнице дымящуюся сигару, он понял, что Либерти прочитала письмо. Господи, ну почему она не рассказала ему содержание последнего послания?! Тревога терзала его душу — кто знает, что там написал Ховард? Вдруг это навсегда отнимет у него Либерти?

Накануне Эллиот всю ночь размышлял о том, что значит для него Арагонский крест. Согласно условиям их соглашения, Либерти теперь имела полное право уйти от него. Однако, несмотря на их бурные ночи, она так ни разу и не произнесла тех слов, которые он жаждал от нее услышать.

Проснувшись один в постели, Дэрвуд ощутил, как леденеет душа. Нет, он ничуть не заблуждался на тот счет, что Либерти разрывается между ним и Ховардом. Как же он глупо поступил, упустив свой последний шанс стать счастливым! Как и все в своей жизни, он сокрушил ее. И ему стало тоскливо и жутко.

И вот теперь, прочитав последнее послание Ховарда, Либерти вернулась в дом его злейшего врага. Дэрвуд боялся даже подумать, что это для него значит. Лишь подъехав к Хаксли-Хаусу, он понял, что гнал лошадей по лондонским улицам. Гаррик с упреком смотрел на него.

— В следующий раз править буду я.

Но не успел он произнести этих слов, как Эллиот, уже взбежав по ступенькам, стучал кулаками в дверь. Дворецкий сердито открыл парадное:

— Слушаю вас, сэр. Эллиот влетел в фойе.

— Где он?

— Кто, сэр?

— Граф Хаксли. Он дома?

— Его нет.

Эллиот наверняка схватил бы дворецкого за грудки, но подоспел Гаррик и удержал его.

— Послушайте, только без глупостей! Говорите немедленно, дома ли Хаксли?

— Я сказал, что графа нет. Он уехал. Около часа назад.

— Куда?

— Это мне не известно. Я не спрашиваю его милость, когда он изволит уезжать.

Самообладание, если таковое еще присутствовало, окончательно изменило Дэрвуду. Оттолкнув Гаррика, он шагнул к дворецкому.

— В таком случае я предлагаю вам поднапрячь память. Я хочу знать, где граф Хаксли, и причем немедленно.

— Дэрвуд! — раздался скрипучий голос Миллисент с верхней площадки лестницы. — Что вам нужно?

Эллиот оставил несчастного дворецкого в покое. Миллисент испуганно наблюдала за гостем, на лице ее был написан откровенный ужас. Одета она была в домашнее платье и казалась измученной. Скорее всего сказывались тягостные годы ненависти и подозрений.

— Где он, Миллисент?

Хозяйка дома едва заметно вздернула подбородок:

— Зачем вам это знать?

Гаррик удержал Эллиота за рукав.

— Я бы советовал вам честно признаться. Потому что если доберусь до Карлтона прежде, чем он хоть пальцем тронет Либерти, вашему сыну, считайте, повезло.

Кровь отхлынула от ее лица.

— Вы не посмеете причинить ему вред! Эллиот опасался, что его злость вот-вот выплеснется наружу.

— Если с ее головы упадет хоть один волос… Миллисент, взглянув на Гаррика, обрушилась на Эллиота:

— Вы идиот! Эта особа вскружила вам голову. Да известно ли вам, кто она такая?

И тогда Эллиота прорвало. Еще бы, ведь из уст Миллисент он услышал слова, которые никогда и никому не простит! В нечеловеческом прыжке он ринулся вперед.

— Разрази вас гром! Немедленно говорите мне, где Либерти, а не то — клянусь! — я убью Карлтона, как только найду.

Видимо, неподдельная злость и ярость на его лице не на шутку всполошили Миллисент. К тому же рука Дэрвуда оказалась у самого ее горла.

— Он сказал насчет встречи с Питером Шейкером. После чего собирался заехать в Речной клуб.

— В Речной клуб? На набережной?

— Наверное.

Вновь разразившись проклятиями, Дэрвуд бросился к двери. Гаррик едва поспевал за ним. Когда Эллиот уселся на кучерское место, друг бесцеремонно оттолкнул его:

— Ты не в состоянии править лошадьми. Скажи, какая польза нам от того, если карета перевернется, а мы свернем себе шею?

Пока Либерти ждала Карлтона, она наблюдала за тем, как по Темзе вверх и вниз по течению скользят суда. В кармане у нее лежал Арагонский крест. Возможно, Эллиот не простит ей этого шага, но выбора у нее не остается. Крест — последняя надежда получить необходимый ей том. Карлтон же из последних сил пытался спасти хотя бы часть наследства Ховарда. Крест позволит ему расшифровать «Сокровище», и тогда он может быть спокоен, что Брэкстон, Фуллертон и Константин вернут ему хотя бы часть утраченной империи. А Эллиоту, как только пятно позора будет снято с репутации его отца, крест станет не нужен.

«Как, впрочем, и ты сама», — шепнул ей внутренний голос.

— Вижу, вы, как всегда, вовремя. — В голосе Карлтона сквозила откровенная неприязнь.