Скандальная история - Дженна Питерсен Страница 68

Сестра кивнула, и глаза ее заблестели от новых слез.

– Это правда, Доминик. Кэтрин уехала. Я случайно зашла к ней в спальню и застала ее за упаковкой саквояжей. Я стала расспрашивать ее… Я пыталась ее удержать. Но она настояла на своем. И потребовала, чтобы я сохранила ее отъезд в тайне от тебя, опасаясь, что ты бросишься за ней вдогонку.

Доминик лишился дара речи. Он слышал оглушительный шум крови, стучавшей в висках, и ему казалось, что сердце его вот-вот разорвется от боли. Надо было скорее понять, что же случилось, прежде чем боль эта станет невыносимой и свалит его с ног.

– Уехала втайне? – спросил он наконец.

– Потому-то Кэтрин и сказала слугам, что у нее болит голова, и она ляжет пораньше, – пояснила Джулия.

Она подалась к брату, словно ей хотелось обнять его, но она сдерживала себя. Немного помолчав, она вновь заговорила:

– Кэтрин думала, что ложь про головную боль заставит тебя воздержаться от посещения ее спальни. И тогда ты обнаружишь ее исчезновение только утром. Но я случайно зашла к ней в спальню и тем самым нарушила ее планы.

Адриан кивнул:

– Джулия решила, что нельзя молчать об отъезде Кэтрин, и рассказала все мне. И мы вдвоем приняли решение сообщить тебе…

Боль заструилась по жилам Доминика. Он покачал головой:

– Нет, не могла она уехать.

Он резко развернулся и бросился вверх по лестнице, затем побежал по коридору к двери их общей спальни. Увы, Кэтрин там не оказалось. Спальня действительно была пуста, и там царила непривычная тишина.

Глухо застонав, он ворвался в смежный покой. Распахнул дверь гардеробной – там было пусто. Все следы, все свидетельства того, что его жена существовала и жила с ним общей жизнью, исчезли. Были упакованы в саквояжи и увезены прочь. Только слабый цветочный запах еще витал над ее подушкой. И только воспоминания теснились в его сердце. Потрясенный, он в ужасе смотрел в пустой шкаф.

– Черт! – взревел он и изо всех сил ударил кулаком по шкафу. Но это ничуть не помогло, только боль от удара пронзила его руку.

– Прости меня, Доминик, – раздался голос Джулии у него за спиной.

Он развернулся к сестре. Нет, так просто он не сдастся!

– Куда она поехала?

– Этого я не знаю, – тихо ответила Джулия. Затем протянула брату сверток и, хмурясь, добавила: – Она оставила только вот это. Я должна была передать тебе это завтра утром, после того, как ты обнаружишь, что ее нет. Может, здесь ты найдешь какие-нибудь сведения, которые помогут тебе догадаться, куда она отправилась и почему ушла от тебя.

Доминик дрожащими руками взял сверток и уставился на него бессмысленным взглядом. Неужели это все, что осталось ему от жены? Все, что она решила подарить ему на прощание? Пачку никому не нужных старых бумаг? Не свой смех, и не ласку, и не свою любовь до гроба. Только чьи-то письма.

Доминик был готов засмеяться, но он настолько обессилел, что и засмеяться не смог. Без всякого выражения он пробормотал:

– Уйди. Я хочу побыть наедине с тем, что она оставила мне, – уж не знаю, что именно.

Джулия собиралась что-то возразить, но Адриан взял ее за локоть и сказал:

– Как хочешь, Доминик. Мы заглянем к тебе попозже.

Доминик кивнул, проводил их до порога и закрыл за ними дверь. Затем обратился к пачке писем. Верхнее было написано ее рукой. Его собственное имя бросилось ему в глаза, словно насмехаясь над ним.

Дико взревев, он кинулся к камину, чтобы кинуть всю пачку в огонь. И забыть, что он когда-то знал Кэтрин Флеминг и даже был женат на ней. Чтобы забыть, что он влюбился в нее.

Но в последний момент он удержал свою руку. Вздрогнул, отодвинулся от пламени. И вдруг понял, что влюблен в свою жену.

Ну конечно, он был влюблен в нее. И уже довольно давно. Просто желание узнать правду о своем отце совершенно поглотило его, и в нем укоренилось убеждение, что любви не существует. В результате он запутался и не сразу понял, что чувство, которое он испытывает к жене, – это любовь.

Но сейчас, когда Кэтрин ушла от него, он словно очнулся ото сна.

Взгляд его вновь обратился на записку, написанную ее рукой. Нет, не мог он взять и бросить в огонь письмо своей жены. И нужно же было выяснить, почему она ушла. И почему решила оставить его с пачкой старых писем и с разбитым сердцем.

Доминик не удосужился даже поднять глаза на Адриана, когда час спустя друг снова появился в его комнате. Он сидел на полу, пристально глядя на два письма, которые держал в руках. Он сидел так уже более четверти часа. Одно письмо раскрыло ему тайну его прошлого. Другое лишило его будущего – растерло это будущее в порошок. Оба письма ранили не хуже лезвия ножа.

– Доминик… – тихо позвал Адриан.

Доминик на мгновение поднял на него глаза, но ничего не ответил. Как такое могло произойти? Как? Барон переступил через письма, лежавшие на полу.

– Боже, что это такое?

Доминик снова посмотрел на Адриана. Затем со вздохом произнес:

– Эти письма принадлежат моей матери.

– Но зачем Кэтрин передала тебе их? – Адриан с беспокойством смотрел на друга. Отчаяние Доминика не на шутку встревожило его.

– Кэтрин передала для меня эти письма, потому что из них можно узнать, кто же был моим отцом. Это он написал эти письма.

Адриан уставился на него с выражением, которое, надо думать, очень напоминало выражение лица самого Доминика, когда он узнал правду о своем отце.

– Кто же он? – прошептал барон, опускаясь на колени рядом с другом.

– Его зовут Чарлз Видал.

Имя легко слетело с его губ. Он почему-то ожидал, что ощутит нечто необыкновенное, произнося вслух имя своего отца. Что вдруг почувствует что-то особенное. Но ничего особенного не произошло.

Адриан наморщил лоб:

– Не помню, чтобы слышал раньше это имя.

Доминик покачал головой:

– Неудивительно. Он не пэр. Он даже не джентльмен. Он был учителем музыки, которого моя мать собралась нанять для Джулии, проявившей незаурядный музыкальный талант уже в очень юном возрасте.

Глаза Адриана были широко раскрыты.

– Боже мой… – прошептал он.

Доминик кивнул:

– Если верить письмам, роман их завязался очень быстро. Насчет уроков она разговаривала с ним в Лондоне, а потом вдруг случайно выяснила, что он находится рядом, в этом графстве, дает уроки музыки дочери одного местного джентльмена.

Он подумал о том, какие прекрасные письма писал Видал Лариссе. Это были прочувствованные признания в настоящей любви и сожаления, что они вынуждены жить в разлуке. И он тревожился о том, что ей несладко живется в доме Харрисона Мэллори, и боялся за нее.