Пишущая судьбы - Влада Крапицкая Страница 67

Открыв глаза, я протянул руку и взял её фотографию с прикроватной тумбочки. Она была сделана в день нашей росписи, и я очень любил этот снимок. Фотограф снимал её одну, а я стоял у него за спиной, и она смотрела на меня счастливыми глазами. Я мог часами смотреть в её глаза и вспоминать тот день. "Солнышко моё, я всегда буду любить тебя и никогда тебя не забуду" — пообещал я, проводя пальцами по фотографии.

В спальню тихо постучались и я сказал:

— Входи, Нина, — зная, что это может быть только она.

Дверь открылась, и Нина с подносом в руках вошла.

— Севушка, я тут тебе завтрак принесла, — грустно сказала она и посмотрела на меня.

— Спасибо, но я не хочу.

Она поставила поднос на тумбочку и посмотрела на фотографию в моих руках, а потом присела на край кровати и, опустив голову, замерла.

— Во сколько цветы привезут? — спросил я, хотя и так знал, что к часу дня, но молчание тяготило, и мне было жалко её.

— К часу, — тихо ответила она, не поднимая глаз.

Нина до сих пор чувствовала свою вину, после того, что сделала через пять месяцев после смерти Рины, и каждую годовщину боялась смотреть мне в глаза.

После похорон у меня началась затяжная депрессия, и я стал пить, пытаясь заглушить боль от потери, а пятого июля, в день, когда должна была состояться свадьба, был апофеоз и я упился так, что пришлось вызывать скорую. Чтобы хоть как-то облегчить мне страдания, она обратилась к психологу, и он посоветовал убрать все вещи Рины из дома. Поэтому, пока я заливался коньяком в клубе, она сложила все её вещи в коробки и спрятала всё это на чердаке. А на утро, не увидев фотографии Рины, на прикроватной тумбочке, и не найдя вещей в гардеробе, я устроит такой скандал, что до сих пор испытывал стыд за то, что тогда творил.

Вещи вернулись в тот же день, но Нина до сих пор боялась говорить на эту тему, и каждую годовщину даже боялась посмотреть мне в глаза. Но так больше продолжаться не могло, и я сказал:

— Перестань прятать от меня взгляд. Я на тебя не злюсь за то, что ты тогда сделала.

— Я хотела как лучше, — тихо ответила она.

— Знаю, но мне лучше, когда вещи Рины на своих местах, понимаешь? Как будто она уехала на время и скоро вернётся.

— Севушка, нельзя так. Я очень любила Рину, но ты должен жить дальше, хотя бы ради Ники.

— А я и живу только ради неё, — ответил я.

Именно Ника вывела меня из депрессии. Однажды, вернувшись домой, после очередного возлияния, я как обычно зашёл в комнату Ники и, увидев, что она уже умеет сидеть, я сильно удивился, а когда попробовал взять её на руки и поцеловать в щечку, а она стала отворачивать личико и морщиться, я вдруг понял, что, уйдя в себя и заливая своё горе, делаю несчастным и своего ребёнка, и уже сейчас она не хочет меня видеть, потому что вечно пьяный отец ей противен.

Она лишилась матери, а я сам лишаю её отца и вряд ли бы Рина одобрила такое поведение. Ника была частичкой Рины и я, вместо того, чтобы довольствоваться тем, что есть, хочу вернуть то, что уже невозможно.

Я вдруг осознал, что у меня никогда больше не будет другого ребёнка, потому что единственная женщина, от которой я хотел детей, мертва. И я бездарно трачу время за бутылкой коньяка, вместо того, чтобы наслаждать каждой секундой проведённой рядом с моей крохой, наблюдая за тем, как она растет, улыбается, делает свои первые шаги и говорит свои первые слова. Рина жила в Нике, и именно осознание этого помогло мне взять себя в руки. С тех пор я перестал пить, и был только один день в году, когда я позволял себе это делать — годовщина смерти.

— Но ведь ты сегодня опять… — Нина осеклась, но я прекрасно понял, что она имела в виду.

— Да, опять, — ответил я. — Поэтому после кладбища вы с Никой поедите в городскую квартиру, и приедете сюда только завтра.

В коридоре открылась дверь, а потом раздался звонкий голосок:

— Папочка!

Дверь в спальню открылась и Ника, в пижаме и с медвежонком, когда-то подаренным Алексом, вбежала в комнату.

— Доблой утло! — взобравшись на кровать, она поцеловала Нину, а потом меня и удобно устроившись у меня под боком, улыбнулась. — Мне такой вкусный сон сегодня снился! Как будто мне купили много-много конфет и моложеного, и я всё это ем, — и хитро посмотрела на меня.

Ника была копией меня, но с каждым днём я всё больше замечал в своей девочке черты характера и манеры поведения Рины, и это болью отзывалось внутри. Она точно также устраивалась у меня под боком, как когда-то её мама, так же хитро смотрела на меня, собираясь что-то попросить, или упрямо сжимала губы, когда что-то не желала делать, или щурилась, когда собиралась сделать какую-то мелкую пакость. И у меня каждый раз перехватывало дыхание, когда я видел это.

— Да?! — я с улыбкой посмотрел на неё. — Действительно вкусный сон. К чему бы это? — и подмигнул ей. — Наверное, к тому, что после того, как мы съездим к мамочке, Нина отвезёт тебя в город и купит всяких сладостей, а потом вы сходите в зоопарк. Только у меня одно условие — завтра ты должна подробно рассказать мне, что вкусного ела и кого интересного видела. Хорошо?

— Холошо, — ответила она и нахмурилась. — А сегодня день, когда мамочку забрали ангелы?

— Да, моя хорошая, сегодня именно этот день, — тяжело вздохнув, ответил я.

— Значит, приедет дядя Алекс?

— Скорее всего, — ответил я.

Алекс Диц теперь стал всемирно известным дизайнером, но где-бы не был, в этот день всегда возвращался в Москву и с утра появлялся на кладбище, чтобы положить букет цветов на могилу Рины. Он тяжело переживал её смерть, и мы даже стали с ним изредка общаться. Нику он пленил сразу, и она с нетерпением ждала встреч с ним, а он отвечал ей взаимностью и приезжая в Москву, всегда старался хоть пару часов выделить на встречу с ней.

— Надо ему позвонить, — решила она.

— Давай-ка ты сначала умоешься, почистишь зубки, позавтракаешь, а потом только позвонишь дяде Алексу, — мягко сказала Нина, беря её за руки.

— Холошо, — сказала она и, поцеловав меня ещё раз в щёку, послушно слезла с кровати и пошла за Ниной.

Как только двери за ними закрылись, я поднялся с кровати и прошёл в ванную комнату. Принимая душ, я вспоминал как точно также, три года назад, с утра принимал душ, а Рина прокралась в ванную комнату и, забрав полотенце, повесила мне маленькую салфеточку. Выйдя из душа и увидев эту салфетку, я, оставляя влажные следы за собой, вышел в комнату и, поймав её, долго целовал, грозя, что никуда не отпущу, пока она не вернёт мне полотенце.

"Я не выполнил своё обещание и отпустил её в тот же день, навсегда" — с болью думал я, вытираясь после душа.

Зайдя в гардеробную, я оделся и, остановившись перед вещами Рины, провёл по ним рукой, вспоминая, как она выглядела в каждом из платьев. "Как жаль, что у меня есть только свадебные фотографии Рины. И почему я никогда не фотографировал её дома? Или на улице? Или с Никой на руках? От неё так мало осталось, и от этого ещё больнее" — сжав зубы, я вышел из гардеробной.