Крестная мамочка - Керри Адамс Страница 67

В понедельник утром пол вокруг моей кровати был по-прежнему усеян одеждой, валяющейся в беспорядке с субботнего вечера. Я перестала заморачиваться бытом. Вместо того чтобы посвятить все утро уборке, а потом подготовиться к собеседованию, что давно требовалось сделать, я натянула первые попавшиеся джинсы, белую футболку с длинным рукавом, сунула ноги в розовые «конверсы» и прыгнула в машину. Я решила, что единственный человек, способный понять Хэлен, — это Франческа. Образцовая мать, у которой все ответы наготове. Сама знаю, я вела себя глупо, но мне просто не сиделось дома. К Франческе меня погнало чувство вины. К школе, где учились Поппи и Кэти, я подрулила как раз вовремя: за дверью скрылись два гигантских рюкзака на тонких девчоночьих ножках.

— А я запланировала на сегодня уборку в садовом сарае. — Франческа чмокнула меня в щеку. — Хотя до сих пор не могу отойти после субботы. Пока я способна только жрать и дрыхнуть.

— Прирожденная тусовщица.

— Это все из-за мартини, который притащил Бен. Убойное пойло. Надеюсь, мы никого не опозорили.

Бен. Как удобно было не вспоминать о нем! С головой уйдя в проблемы друзей, я забыла о своих, но едва услышав имя Бена, испытала странное ощущение.

— Красноречивое молчание, — заметила Франческа.

— Знаешь, обсуждать мою свадьбу с человеком, с которым я едва знакома, — это чересчур.

— Ты же вмешиваешься в нашу жизнь! Вот мы и решили для разнообразия влезть в твою.

Эти слова Франческа подчеркнула тонкой улыбкой. Я было смутилась, но улыбка не исчезла с ее лица, и я успокоилась.

— Кстати — я опять лезу в чужую жизнь.

Я напрасно ждала, что она рассмеется.

— В такую рань? Значит, дело серьезное. За углом есть «Старбакс», — сказала Фран.

— Ой, только не «Старбакс»! — взмолилась я.

— Почему? Кофе плохой?

— Нет, воспоминания. — Я попыталась взять ее под руку, Фран не далась, я не стала настаивать. — Давай разыщем настоящую кофейню, а по дороге я все объясню.

И я рассказала Фран, как вчера утром безуспешно пыталась заменить близнецам мать, а заодно призналась, что Хэлен не в себе. Фран трижды проходила через все это — может, она растолкует, что к чему?

— Так ты разыскала меня, чтобы поговорить о Хэлен?

— Да. Я думала, ты сможешь ее успокоить.

— Мне показалось, в субботу вечером Хэлен перепила.

— И мне тоже, но выяснилось, что дома у нее полный разлад. Она сбивается с ног. Я беспокоюсь за нее.

— Это совершенно нормально.

Я покачала головой: то, что я видела, в рамки нормальности не вписывалось.

— Думаешь? А по-моему, у нее сильнейшая депрессия. Сама она не справится.

— У нее полный дом нянек. — В голосе Франчески отчетливо прозвучало неодобрение.

— Уже нет. Ей кажется, что у нее ничего не выходит.

— Возможно, так и есть. Со многими бывает. С Каспаром я делала кошмарные ошибки на каждом шагу. Моя мама пыталась помочь, но мы с Ником отказывались из гордости и упрямства. Когда вспоминаю об этом сейчас, думаю, что мы просто защищались. Нас никто не заставлял обзаводиться ребенком, и мы решили вырастить его сами. Даже если нас это убьет. Ей-богу, выжили чудом.

— Что-то я не припомню такого.

— Ты редко у нас бывала.

Верно.

— Но по телефону ты всегда говорила, что все идет прекрасно, а Каспар — прямо ангелочек.

— Да, я его обожала. И все-таки он сводил нас с ума. Ему было уже восемь месяцев, а он по-прежнему спал в нашей кровати. Представь: восемь месяцев я каждую ночь боялась раздавить его во сне!

— Если спать вместе с ним было так неудобно, почему ты не укладывала его в кроватку?

— Потому что он орал до тошноты! — Фран качала головой, вспоминая давние и трудные времена. — Сама виновата. Поначалу было очень удобно кормить его по требованию: он сосал и засыпал, просыпался, сосал и снова спал. Очень просто. Но мало-помалу удобство превратилось в помеху. Каспар начал засыпать только во время кормления. Беда в том, что от усталости он не наедался досыта и вскоре опять просыпался. Ночью плакал каждые сорок пять минут, поэтому проще было брать его к нам в постель и, едва всхлипнет, совать ему грудь.

Мне стало неловко.

— Так что Каспара избаловала я сама. Но в один прекрасный день мама все же осталась у нас. Уложила Каспара в его кроватку, а когда он проснулся и расплакался, не разрешила мне подходить к нему. Ту кошмарную ночь мне в жизни не забыть. Я ненавидела и маму, и себя — за то, что послушалась ее, — и Ника, который был бессилен мне помочь… Одно слово — жуть. А ведь Каспар был у меня один, да и я была моложе и сильнее.

— Ты прекрасная мама, — заверила я, подумав о Маргерит. — И чем все кончилось?

— Мама не сдавалась. Три ночи мы провели как в аду, зато Каспар привык засыпать в своей кроватке, в отдельной комнате. Хныкал иногда, не без этого, но быстро научился успокаиваться. А я подумала и поняла, что я сама не давала ему заснуть. Стоило ему вякнуть — я давай успокаивать его, укачивать, проверять, не заболел ли. Я валилась с ног от усталости, Нику все осточертело. Но бедняжка Каспар устал сильнее всех — ведь он был совсем кроха. Если бы он умел говорить, то наверняка сказал бы: «Да когда вы наконец отвянете и оставите меня в покое?» Как сейчас говорит.