Семейный стриптиз - Оливия Голдсмит Страница 67

– Ну-у… это… Берешь пачку макарон и кладешь в глу­бокую тарелку. Потом выливаешь в кастрюлю такой соус специальный с тефтелями – Кевон любит, чтоб был ост­рый соус, – подогреваешь и мешаешь с макаронами.

Энджи невольно улыбнулась и бросила быстрый взгляд на судью Снида. Интересно, он хоть немного умеет гото­вить?

– Позвольте уточнить, правильно ли я вас поняла. Итак, вы высыпаете макароны из пачки прямо в тарелку и заливаете горячим соусом, верно?

– Угу, – подтвердил Клинтон. – Макароны вроде как мягчеют под горячим соусом – и можно кушать.

Энджи демонстративно, в расчете на Снида и Крескина, покачала головой.

– Отвечая на следующий вопрос, мистер Джексон, не забудьте, что вы находитесь под присягой. Итак, вы по-прежнему утверждаете, что именно вы готовили на всю семью?

– Я готовил! Всегда только я! – Он подумал. – Н-ну, почти всегда.

Энджи повернулась лицом к судье.

– Ваша честь, в качестве опровержения данных пока­заний я представляю отчет инспектора социальной службы миссис Элрой, которая в ходе проверки выяснила, что цитирую: «Кевон любит хот-доги с кетчупом, но без горчицы, а Шавонна предпочитает спагетти с ветчиной и сыром». Кроме того, полагаю, и вашей чести, и суду известно, что макароны перед подачей на стол следует отварить.

После того как вещественные доказательства были приобщены к делу, Энджи вновь обратилась к Клинтону:

– В соответствии с вашими показаниями, мистер Джексон, вы встречали детей из школы и проводили с ними полдня.

– Точно. И почти всегда укладывал спать.

– В таком случае вам нетрудно будет сказать, чем увле­кается Шавонна, назвать ее любимый кинофильм или, к примеру, любимую группу.

Клинтон сверлил Энджи злобным взглядом.

– Не могу назвать. Не знаю. То бишь… – спешно по­правился он, – их так много, что и не знашь, которые самые любимые.

Джада с наслаждением наблюдала, как ее никчемный муженек выставляет себя на посмешище. Сама она с лег­костью ответила бы на любой из вопросов Энджи. Назвала бы имя «невзаправдашнего» дружка Кевона, кумиров Шавонны – Соню Бенуа и Леонардо Ди Каприо… да все, что угодно! Клинтон же ни черта о детях не знает, а Энджи, ум­ница, неумолима.

– Какие отметки получает в школе ваша дочь, мистер Джексон?

– Очень хорошие оценки. Отличные. У ней проблем никогда не было.

– Значит, отметки как были, так и остались отличны­ми, несмотря на так называемый кризис с матерью?

Ха! Пусть попробует ответить! Ему же всегда было глу­боко плевать на ее отметки.

– Может, самую малость похуже стали, но вообще-то она отличные получает. Я ей всегда помогаю, – с наглым видом соврал Клинтон. – Она у меня толковая, Шавонна. Я ею горжусь.

– Не сомневаюсь ни в том, ни в другом, – спокойно отозвалась Энджи. – А каковы успехи Шавонны в матема­тике?

Клинтон уставился на нее пустым взглядом – точь-в-точь как на Джаду, когда та ловила его на лжи.

– Протестую, ваша честь! – вскинулся Крескин. – Если коллега будет продолжать в том же духе, слушания растянутся на месяц!

Краем глаза Джада уловила уничтожающий взгляд, ко­торый Энджи бросила на Крескина, но сама продолжала упорно смотреть на своего врага.

– Еще минуту, ваша честь, и вы поймете существен­ность данной линии допроса.

– Протест отклонен. Продолжайте, – сказал судья Снид и взглянул на часы.

– Отличные успехи. Она вообще толковая, – словно заезженная пластинка, бубнил Клинтон.

– Мистер Клинтон, у меня на руках выписки из класс­ных журналов с отметками Шавонны по математике не только за текущий год, но и за предыдущие два. Будьте любезны, зачитайте вслух, начиная с отметок двухлетней дав­ности.

Джада сжала губы, не позволив им растянуться в тор­жествующей улыбке. Слава тебе господи! Благодарю тебя за то, что послал мне этого адвоката! Клинтон зачитывал те самые отметки, что стоили Джаде многих бессонных ночей:

– Три, три, три, четыре, три, три, два.

– По-вашему, это отличные оценки, мистер Джек­сон? – невинно поинтересовалась Энджи.

– Нет, – выдавил он с трудом.

– Теперь прошу вас зачитать вот эти, – оборвала его Энджи, протянув другой листок – выписку из журнала за четвертый класс, как догадалась Джада.

– Три, четыре, четыре, пять, четыре, пять, пять, – скороговоркой пробубнил Клинтон.

– Похоже, вашей дочери не всегда легко давалась ма­тематика, мистер Джексон, хотя вам об этом и неизвестно. А вы можете сказать, что стало причиной столь заметных успехов Шавонны?

Клинтон стрельнул взглядом в Крескина, но на этот раз игра в «морзянку» не удалась.

– Прошу вас ответить, мистер Клинтон! – Энджи по­высила голос.

– А я с ней поговорил! Сказал, чтоб подналегла, и все такое. Сказал, что у Джексонов отродясь плохих оценок не было. Она и послушалась.

– Вам что-нибудь говорит фамилия Аллесио? Может быть, вы лично знакомы с миссис Аллесио?

– Н-нет, – осторожно протянул Клинтон, словно опа­саясь быть уличенным в постельной интрижке с этой самой «миссис». Джада едва не расхохоталась на весь зал. О нет, время на подготовку потрачено не зря!

– Вы ее не нанимали? Не оплачивали ее услуги?

– Никогда!

– Очень странно, поскольку миссис Аллесио – репе­титор вашей дочери. Два последних года она занималась с Шавонной математикой дополнительно.

У Клинтона вытянулось лицо.

– Больше у меня к свидетелю вопросов нет, ваша честь. – Энджи отвернулась от поверженного врага Джады.

«Ну должен же, обязан судья Снид понять, что в этой семье не отец, а одна только мать занималась детьми, – думала Джада. – Кормила их, возила к врачу, нанимала репетиторов…»

– Объявляю перерыв на пятнадцать минут. – Подняв голову, Снид обратился к Энджи: – После чего, советник, я бы попросил вас закругляться.

– Всем встать! – гаркнул пристав.

– Ваша честь, – после перерыва начала Энджи, – прошу позволения вызвать доктора Анну Полласки в качестве свидетеля-эксперта защиты.

Доктор Полласки поднялась с задней скамьи и прошла по проходу. Высокая крупная дама с седыми волосами, за­бранными в старомодный пучок, в элегантном серебрис­том костюме, она излучала уверенность и профессиона­лизм. Из-под ее пера вышли десятки книг о воспитании и уходе за детьми; она сотни раз появлялась на экранах теле­визоров. Зайдя за перегородку, Полласки принесла прися­гу и опустилась на стул.

– Приступаю к опросу свидетеля, ваша честь, – сказа­ла Энджи, заранее предвкушая свой триумф.

Медленно, но от этого не менее неожиданно со своего места поднялся Джордж Крескин.