Наследник Клеопатры - Джиллиан Брэдшоу Страница 66

Если бы царица узнала, что ее сын так серьезно размышляет о своих отношениях с дочерью крестьянина, она бы приказала выпороть Мелантэ. Девушке повезло, что его матери уже нет в живых, иначе ей не удалось бы избежать печальной участи Родопис, которую Клеопатра вышвырнула из дворца, приказав продать на невольничьем рынке.

Поражаясь самому себе, Цезарион мысленно окинул взглядом свое прошлое. Все-таки иногда Клеопатра действительно была жестокой и тщеславной. Снова вспомнив Родопис, свою первую любовь, он подумал о том, что у царицы даже не нашлось повода, чтобы так жестоко обойтись с девушкой! Если ей так хотелось избавиться от Родопис, она могла бы подарить ей свободу и снабдить приданым. В разговоре с матерью Цезарион так и сказал ей об этом, на что царица ответила: «Если бы все рабыни во дворце вообразили, что спальня царя – это верный путь к свободе, мы бы каждую ночь вытаскивали их из твоей кровати».

Тогда он сам пошел на невольничий рынок, нашел человека, который купил Родопис, и выкупил девушку в два раза дороже. Затем он дал ей вольную и самостоятельно приготовил для нее приданое, не сказав ни слова матери. Это было непросто: денег, которые ему давали, не хватало для покрытия расходов, а просить у казначея Цезарион не решился. Тот, не задумываясь ни секунды, доложил бы об этом царице. Поразмыслив, Цезарион продал тогда своему товарищу скаковую лошадь и дал Родопис в качестве приданого фибулы и кольца.

Ему в то время было уже шестнадцать. Официально он считался царем, но все равно не имел возможности даровать рабам свободу. Ради того, чтобы сделать девушку, в которую он был влюблен, свободной, Цезариону пришлось прибегнуть ко всяким ухищрениям. Да он никогда, собственно, и не обладал реальной властью. Когда ему исполнилось шестнадцать, его должны были зачислить в эфебию [34]. В древнегреческом обществе молодой человек, достигший 16-летия [35], обретал вес права гражданина, становясь членом эфебии – общества молодых людей) для прохождения военной подготовки. Мать наняла учителей, чтобы те подготовили его, но официально Цезариона так и не зачислили в корпус молодых греков – граждан полиса. Это сделали только год спустя, после Акции [36], когда царица решила укрепить пошатнувшийся авторитет царского дома среди населения и показать всем, что она верит в династию. Это было весьма мудро с ее стороны, несмотря на то что этим поступком она подписывала собственному сыну смертный приговор. Надежда на то, что Октавиан пощадит юношу, носившего имя Цезарь, была очень слабой. Вряд ли он вообще пощадил бы любого, кто носил это имя.

И все же Клеопатра не взяла его на битву при Акции, о чем он до сих пор горько жалел. Цезарион был уже достаточно взрослым, чтобы идти на войну, и ему, по идее, полагалось поручить командование каким-нибудь войском – на словах, конечно. Естественно, за его спиной стоял бы пожилой и умудренный опытом человек, но у него была бы возможность смотреть и учиться. Но вместо этого его оставили в Александрии с младшими братьями и сестрами на попечении школьных учителей. «При твоем состоянии здоровья...» – как всегда, начала объяснять ему мать, хотя сама столько раз твердила о том, что та же самая болезнь не помешала его отцу завоевать полмира.

Тогда он впервые разобиделся, подумав, что никогда не представлял собой ничего особенного: ребенок двух божеств, он оказался полным ничтожеством. Клеопатра стремилась к тому, чтобы иметь в качестве соратника кого-то из Лагидов, мужчину; она, конечно, видела преимущества в том, чтобы родить ребенка от Юлия Цезаря. Но когда сын вырос, царица поняла, что предпочитает видеть возле себя не взрослого мужчину, который бы командовал армией и принимал самостоятельные решения, а такого же, как и прежде, послушного ребенка. Даже сейчас, став на время Арионом, юноша имел больше возможностей проявить индивидуальность, чем когда он был Цезарионом.

Он вдруг с горечью вспомнил доктора, настойчиво предлагавшего сделать ему прижигание мозга. Цезариону тогда было четырнадцать, и он сильно ослаб после целого года мучительного лечения лекарствами, слабительными и кровопусканиями. Доктор утверждал, что, если просверлить небольшую дырочку на его макушке и нагреть мембраны мозга при помощи раскаленного железа, это выгонит флегму из головы и расширит мозговые желудочки, вследствие чего приступы прекратятся. Цезарион слышал что-то похожее перед тем, как его подвергали десяткам пыток, и бросился умолять мать, чтобы на нем этот эксперимент не проводили. Личный доктор Клеопатры, Олимпий, – да благословят его боги! – поддержал Цезариона, заявив, что подобная процедура может повлечь за собой инвалидность или даже смертельный исход и вряд ли принесет пользу. Клеопатра подумала... и в конце концов вняла мольбам сына. Однако она позволила доктору попробовать другой способ – прижечь раскаленным железом затылок Цезариона, за ушами, чтобы посмотреть, принесет ли это облегчение.

Аполлон и Асклепий! Как же это было больно! У него до сих пор остались шрамы – должно быть, сейчас, когда у него такие короткие волосы, они хорошо видны. Цезарион нащупал пальцем один из них – неровную полоску гладкой, не покрытой волосами кожи. Со слезами на глазах Цезарион просил мать запретить этому человеку прикасаться к нему, но Клеопатра непререкаемым тоном заявила, что он царь, а царю подобает быть мужественным перед лицом испытаний.

Гадко, конечно, с его стороны вспоминать подобные вещи о своей матери, особенно сейчас, когда она совсем недавно ушла из жизни. Он должен оплакивать ее. Однако... Цезарион был бесконечно рад тому, что Мелантэ и Ани никогда уже не встретятся с ней.

– Что это? – раздраженно спросила Мелантэ, прервав его размышления.

Он взял лист папируса из ее руки и пояснил:

– Образец ответа на запрос о покупке ладана. Предполагалось, что Мелантэ будет выполнять обязанности писаря при отце, пока они будут находиться в городе. Девушка умела сносно читать и писать, у нее был четкий разборчивый почерк, хотя она делала ошибки в орфографии. Ее греческий был разговорным, и она не знала специальных грамматических оборотов, характерных для деловой переписки. Цезарион уже составил все письма, о которых просил Ани, – в основном они содержали просьбу о встрече с каждым из бывших поставщиков Аристодема. Помимо этого он набросал несколько дополнительных писем с предложениями о возможной встрече с другими купцами и при этом оставил место для заголовка, поскольку не знал их имен. Цезарион записал все, что знал об Александрийской гавани и действующих торговых постановлениях, о синдикатах и сообществах – словом, всю информацию, которая могла бы оказаться полезной для Ани. Юноша даже составил в качестве образца несколько писем, в которых содержался ответ на запрос, чтобы Мелантэ, внеся небольшие изменения, могла при необходимости их использовать. Занимаясь всем этим во время путешествия, Цезарион только теперь осознал, как ему хочется, чтобы у Ани все получилось.