Ради любви - Элейн Барбьери Страница 66

Джиллиан непроизвольно прерывисто и хрипло задышала. От духоты, наполненной отвратительными запахами, от дикой несуразности всего произошедшего с ними с того момента, как они с Одри вступили на помост и были проданы, Джиллиан была близка к обмороку.

Нарочито не обращая внимания на состояние девушек, Хиггинс неторопливо продолжал:

— Милые леди, я думаю, нет необходимости объяснять вам, что это за дом. — Он ухмыльнулся. — Но заверяю вас, все мои дамы здесь очень счастливы. Их хорошо одевают и кормят. И развлекают! Они никогда не обращаются ко мне с жалобами на усталость, потому что большую часть своего рабочего дня, как правило, проводят в постели.

Чарльз Хиггинс громко расхохотался собственной шутке. Хохот его заметался по каморке, ударами тяжелого молота отдаваясь в голове Джиллиан. Ни она, ни Одри не поддержали веселья Хиггинса, и тот, оборвав смех, грустно покачал головой:

— Какие же вы обе серьезные. На мой взгляд, даже слишком серьезные. Я был бы рад любой благоприятной возможности помочь вам научиться радоваться жизни. Но, увы, такой возможности мне не представится. Дело в том, что большую часть сегодняшнего дня я провел в тяжелейших переговорах, касающихся перепродажи ваших договоров третьей стороне. Переговоры закончились лишь недавно. И сейчас я жду возвращения покупателя с соответствующей суммой, на которой мы сошлись. Сделка оказалась исключительно выгодной, и мне подумалось, что будет справедливо, если разъяснения по остальным пунктам колониального контракта я предоставлю вашему новому хозяину. — Мистер Хиггинс помолчал, его толстая физиономия приняла искренне печальное выражение. — Боюсь, что у нового хозяина вам не будет так хорошо, как могло бы быть у меня. У него довольно крутой нрав, и он не склонен к проявлениям любезности. Но, увы, своей решимостью он просто ошеломил меня, и я счел делом чести довести сделку до конца. — Тут Хиггинс шутливо подмигнул: — Довести до чьего-то конца — в этом есть изюминка, а?

Джиллиан безмолвствовала.

Снаружи раздались тяжелые шаги. Хиггинс обернулся к двери и впервые за все время разговора нахмурился.

— Похоже, что сей малоприятный господин уже здесь. Как мне кажется, вы с ним прекрасно знакомы.

У Джиллиан вдруг остановилось сердце. Комната начала наполняться ярким светом.

Ручка двери повернулась, и Хиггинс произнес:

— Мистер Джон Барретт…

Услышав это имя, Джиллиан невольно прижала руку ко рту. В голове у нее как будто взорвалось солнце. И все вокруг исчезло во тьме.

— Прочь с дороги!

Дерек, оттолкнув Хиггинса, бросился к соскользнувшей на пол Джиллиан. Одри в ужасе ахнула и начала приподниматься, беспомощно протягивая к сестре дрожащие руки. Но капитан, не обращая никакого внимания на Одри, склонился над Джиллиан, неподвижно лежащей на полу. В лице ни кровинки, безупречные черты застыли, как восковая маска. Леденящий страх сжал сердце Дерека.

— Джиллиан. — Дерек подхватил молодую женщину на руки и положил на кровать.

— Это надо же, — осклабившись, пробормотал Хиггинс. — Как это вы ловко разобрались, которая ваша! Они ж похожи друг на дружку как две капли воды. А впрочем, какая разница, та или эта, — обе лакомый кусочек…

От этих слов у Дерека потемнело в глазах. Он резко поднял голову и бросил испепеляющий взгляд на безучастно наблюдающего за происходящим толстяка и бессмысленно топчущуюся рядом с ним Одри.

— Дайте воды, черт возьми! — рявкнул Дерек. Одри опрометью кинулась к столу и налила воды в стакан. Она еле слышно рыдала. Эти звуки отчего-то действовали ему на нервы почти так же, как и тон, которым обратился к нему Хиггинс:

— Надеюсь, вы понимаете, что во всем этом моей вины нет. Вот эта юная леди подтвердит, что я приложил массу усилий, чтобы хоть как-то поддержать их. Я с исключительной добротой объяснил им их положение и как раз собирался сказать, что мистер Джон Барретт с ума сойдет от ярости, когда узнает, что я продал договоры этих двух дам да еще с такой выгодой. Тем более что в этом деле у него был личный интерес. Но едва я сказал…

— Да заткнешься ты, в конце концов, или нет! — Выплеснув в этой вспышке ярости остатки своего терпения, Дерек выхватил стакан с водой из руки Одри и рявкнул: — Пошли вон отсюда! Оба!

— Но моя сестра…

— Я сказал вон!

— Сэр, это мое заведение, и я…

— Вон, черт возьми! Вон!

Дверь за Хиггинсом и Одри захлопнулась, и Дерек повернулся к лежащей на кровати Джиллиан. Он с тревогой вгляделся в ее мертвенно-бледное лицо. На лбу и над верхней губой проступили капельки пота. Губы были слегка приоткрыты. Он склонился еще ниже и почувствовал на щеке легкое дуновение — она дышала. Дерек осторожно убрал со щеки девушки прилипшую прядку волос. Веки Джиллиан затрепетали, и Дерек подсунул руку ей под затылок, помогая слегка приподняться.

— Попей воды, Джиллиан… — сказал он охрипшим от волнения голосом. — Всего один глоток. Этот идиот должен был понять, что в комнате ужасно жарко и нельзя держать вас здесь столько времени.

Джиллиан открыла глаза. Она посмотрела на него странным взглядом, но ничего не сказала, и он повторил:

— Попей немного. Пару глотков, не больше. — Губы Джиллиан приоткрылись. Она послушно отпила из стакана и снова посмотрела ему в глаза.

— Тебе лучше?

Джиллиан кивнула. Дерек наклонился еще ближе и утонул в бездонной голубизне ее глаз.

— Мистер Хиггинс сказал… — выговорила она тихим шепотом.

Но Дерек не дал ей договорить:

— Плевать я хотел на то, что сказал этот чертов сводник!

— Он сказал, — упорно продолжала она, — что продал наши колониальные контракты.

— Да, он их действительно продал, — напряженным голосом ответил Дерек.

— Джону Барретту…

— Я не желаю, чтобы ты произносила имя этого гнусного негодяя! — прошипел Дерек.

— Но он сказал, что Джон Барретт…

— Пусть Джон Барретт катится ко всем чертям! Посмотри на меня, Джиллиан, и послушай, что я тебе скажу. — Дерек заглянул в кристально чистую голубизну ее глаз и увидел там смятение… боль. Когда он снова заговорил, голос его выдавал пережитую душевную муку, что терзала его весь этот день: — Ты принадлежишь мне.

Он заглушил сорвавшийся с ее губ изумленный вскрик долгим поцелуем, но отзвук этого вскрика остался в его сердце вместе с мучительной болью, которой не было конца. Он пробудил в нем чувство, с которым Дерек сначала безуспешно боролся, а потом убедил себя, что справился. Ничуть не бывало. Оно снова поднялось во весь рост, и остается только признать полное свое поражение. Пожалуй, это признание пришло слишком поздно, когда у него уже не оставалось выбора.

Дерек оторвался от губ Джиллиан, вгляделся в ее порозовевшее лицо и, запинаясь, проговорил: