Пишущая судьбы - Влада Крапицкая Страница 64

— Да уж, точно, — Сева с улыбкой посмотрел на меня, наверное, вспомнив свой день, и я сама рассмеялась. — Ты у нас мастер в этом. А теперь важно распределить, кому и когда писать судьбу. Сыну Полякову и любовнице Суханова думаю, стоит писать в последнюю очередь, чтобы они не увидели у них кулонов и не начали действовать.

— Согласна, — я кивнула. — И на всякий пожарный я ещё пугану и эту девушку и парня, что кулоны до дня икс показывать кому-либо нельзя.

— С кого тогда начнёшь?

— Давай с Хлебникова, — подумав, сказала я. — Что делать с Кольцовым я пока не решила. Мерзкая часть меня требует выполнить данную ему когда-то угрозу, но мне жалко Варвару Степановну и я не знаю пока какую гадость ему сделать.

— Кровожадная ты моя, — он улыбнулся и посмотрел на Фёдора, который всё это время нас внимательно слушал. — Поедешь сегодня к брату Хлебникова и обрадуешь его, что скоро он станет владельцем заводов, газет и пароходов.

Фёдор кивнул, а потом пробормотал:

— А как же…, - но тут же кашлянул и замялся, бросив на меня выразительный взгляд.

— У меня, солнышко будет, кстати, к тебе просьба, — тут же сказал Сева. — Ты с Никой и Ниной на время уедете из города…

— Я никуда без тебя не поеду, — тут же воинственно ответила я, и мне стало не по себе. "Значит, он не уверен, что всё пройдёт гладко и поэтому хочет нас спрятать". — Я буду рядом с тобой, а Ника с Никой действительно пусть уедут.

Произнеся это, я почувствовала, как сердце сжимается, потому что не представляла, как хотя бы день смогу прожить без своей малышки, но и Севу оставить я не могла. "Тут уж придётся смириться. Нина с Никой будут в безопасности, а вот Сева нет, поэтому я должна быть с ним, чтобы если что помочь".

— Рина, это не обсуждается, — твёрдо сказал он. — Ты уедешь!

— Нет! Не уеду! — упрямо ответила я. — Ты, что не понимаешь, что мой отъезд их встревожит, и они могут начать творить бог знает что? А на отъезд Нины они не обратят внимания и уж тем более не поймут, что Ника тоже уехала с ней.

— У них не будет шанса встревожиться, — уверенно произнёс Сева.

— А если у них не будет шанса, тогда зачем мне уезжать? — хитро спросила я.

Сева недовольно посмотрел на меня, а я вопросительно подняла брови и победно посмотрела на него, как бы говоря: "Что, нечем крыть?".

— Ладно, оставайся, — вздохнув, ответил он.

— Спасибо, — я улыбнулась ему.

— Кстати, Всеволод Петрович, может, стоит снять ещё и охрану сопровождения? Дома оставить, а в город и по делам выезжать без неё? Тогда они подумаю, что мы расслабились и сами потеряют бдительность. Сейчас за любой машиной выезжающей из дома они следят, а подумав, что мы смирились, могут или вообще снять слежку, или следить только за вами или Айриной Романовной, — произнёс Фёдор. — Тогда у нас будет больше шансов вывезти Нику. Да и вряд ли они что-то будут сейчас предпринимать, потому что вы сотрудничаете с ними.

Сева задумчиво посмотрел на него, а потом сказал:

— В общем-то, ты прав. Но полностью охрану с Рины я снимать не буду. Сделаем вот как — когда я буду ездить с ней, охрану брать не будем, а вот когда она одна будет куда-то ехать, то охрана обязательна.

— Тоже верно, — кивнул Фёдор.

— Теперь второе, — Сева повернулся ко мне. — Звони своему Алексу, пусть он приедет, я хочу поговорить с ним о любовнице Суханова и сыне Полякова, и дать ему чёткие инструкции о том, что говорить и что делать.

— Хорошо, — я тут же достала телефон и набрала номер Алекса.

До самого вечера мы обсуждали все детали предстоящей операции, и в спальню я поднималась только, чтобы покормить Нику. Всё остальное с удовольствием делала Нина, понимая, что этот сбор очень важен, и радуясь тому, что Ника находиться полностью в её руках и её ни с кем из нас делить не надо.

Только поздним вечером Фёдор и Алекс уехали от нас, а мы, с Севой перекусив, поднялись в спальню. Ника как раз проснулась, и уже оглашала всю комнату криками, требуя свою законную порцию молока, поэтому я тут же принялась кормить её, пока Сева принимал душ. Потом мы с ним поменялись, и он начал укачивать Нику, пока я была в душе.

Когда всё было сделано, и Ника уже спокойно спала на груди своего папочки, я вспомнила про поездку к доктору и улыбнулась. Положив ему руку на предплечье и поглаживая его, я начала целовать его в шею.

— Поиздеваться решила? — прищурившись, спросил Сева.

— Могу и поиздеваться, — улыбаясь, ответила я. — А могу и дальше пойти. Доктор снял запрет.

Услышав это, он аж привстал, а потом так улыбнулся, что я подумала: "Засну я точно не скоро".

— И ты молчала? — с обидой спросил он и, встав с кровати, отнёс Нику в её кроватку. Поцеловав её в лобик, он сказал: — Извини, моя хорошая, но сегодня ещё и твою мамочку надо убаюкать, чтобы она сладко спала.

Развернувшись, он через пару секунд уже снова был в нашей кровати и, наклонившись, прошептал:

— Наконец-то!

— Да, наконец-то, — робко согласилась я. — Только будь осторожен. Мне если честно страшновато. Знаешь, как говорят? Что после родов — это второй "первый раз".

— Солнышко, я буду нежен как никогда, — пообещал он и начал целовать меня….

"Самолёт падает и я, сидя в кресле, вижу, как из двигателя на правом крыле валит чёрный дым и вспышки пламени, вырывающиеся из него, притягивают мой взгляд. "Вот и всё, конец" — апатично думаю я. "Смерть уже близко". Страха почему-то нет, а скорее какое-то облегчение. "Умереть в самолёте с теми, кого убила сама — разве это несправедливо?" — спрашиваю я у себя и тут же отвечаю: "Справедливо".

Оторвав взгляд от окна, я всматриваюсь в лица людей, которых убила, и которые сейчас мечутся по салону с криками. Мне хочется попросить у них прощения, но я понимаю, что они меня не услышат, и просто протягиваю к ним руки, чтобы успокоить их. И тут я осознаю, что здесь нет кого-то очень важного. "Ребёнок! Где ребёнок?" — я вскакиваю на ноги и, оглядываясь по сторонам, а потом вспоминаю, что ребёнка здесь уже быть не может, потому что она уже родилась и с облегчением вздыхаю. "Моей девочки здесь нет. Она будет жить, а это самое главное!".

Раздаётся скрежет фюзеляжа и меня бросает в проход, а потом яркая вспышка ослепляет, и я чувствую нестерпимый жар, который начинает пожирать меня. От боли я кричу…".

— Рина! Проснись, солнышко! — над ухом раздался ласковый шёпот Севы, а в груди всё болит и не хватает воздуха. — Тебе что-то приснилось? — он прижимает меня к себе, и гладит по голове.

— Самолёт! — тяжело дыша, ответила я. — Только в этот раз всё по-другому.

— Как всё было в этот раз? Расскажи мне? — попросил он, прижав меня к себе ещё сильнее.

— Ребёнка там не было, а я умерла. Сгорела, когда самолёт упал на землю, — от воспоминаний мне охватил страх, и я заплакала. — Так страшнооо!