Хранитель забытых тайн - Кристи Филипс Страница 63

— Я пришел поговорить с господином аудитором, — говорит Равенскрофт. — Сэр Хью у себя?

— Да, но он сейчас занят с другими, — отвечает секретарь.

Равенскрофт протягивает рекомендательное письмо.

— Меня прислал к нему сам сэр Роберт Морей.

Секретарь пробегает глазами несколько небрежных строк, раздраженно вздыхает и встает со стула. Он совсем еще молод, но уже успел приобрести неприятную манеру, которая ясно дает понять всякому, что своей маленькой властью он пользуется с большим удовольствием.

— Подождите здесь, — говорит он, кивая на стулья, расставленные вдоль стены.

Равенскрофт садится, а секретарь проходит через вестибюль к двери кабинета сэра Хью Мея. В качестве аудитора сэр Хью распоряжается расходами департамента Королевских работ, то есть того органа правительства его величества, который руководит исполнением строительных проектов в Уайтхолле и в Сити. Равенскрофт терпеливо ждет, но уже скоро чувствует, как начинают проявляться последствия бессонной ночи. Накануне вечером, словно безумный, он ринулся с заседания Королевского общества домой, чтобы поскорей воспользоваться внезапно охватившим его вдохновением, пока оно не расплескалось. Не обратив внимания ни на приветствие юного Томаса, ни на предложение Нелл поужинать, он заперся в кабинете и принялся лихорадочно набрасывать один чертеж за другим, пока не закончил вполне готовый проект. Уже под утро он задремал, но совсем ненадолго и пробудился совершенно счастливый: мир казался ему столь прекрасным, словно он выпил некий божественный нектар и погрузился в состояние, доступное только богам, — что ж тут удивительного, ведь известно, что истинное вдохновение питается из божественного источника. Он решил, что надо немедленно отправиться к сэру Роберту, его влиятельному товарищу по Королевскому обществу. Равенскрофт тщательно вымылся горячей лавандовой водой, облачился в свое лучшее платье, надел самый красивый парик и кружевное жабо, которое хранил специально для таких случаев. Потом, сунув под мышку складной пюпитр и свои чертежи и рисунки, у ступенек Олд-Свона взял барку и отправился в сторону Уайтхолла.

В Уайтхолле, переходя от одного почтительного и любезного чиновника к другому, еще более почтительному и любезному, он наконец добрался до сэра Роберта, который после непродолжительной беседы отправил его к сэру Хью. Часть дворца, что неподалеку от Скотленд-Ярда, где расположены кабинеты департамента Королевских работ, мало изменилась со времен короля Генриха, разве что помещения теперь разделены перегородками, чтобы поместить дополнительное число секретарей и переписчиков, что оказалось крайне необходимо после Большого пожара. Получилось нечто наподобие пчелиного улья, в каждой ячейке которого сидит и усердно скребет по бумаге неутомимый клерк. Прислонишь голову к стенке и слышишь, как они скрипят там перьями, словно мышки шуршат. Помещения мрачные и холодные, стены в них отделаны деревянными панелями, и окна расположены очень высоко. В теплую погоду от этих окон мало толку, в комнатах все так же мрачно, а в ненастные дни, такие, например, как этот, они почти совсем не пропускают света. У каждого на столе горит свечка стоимостью в один шиллинг, но все равно клерки сидят, согнув спины и уткнувшись глазами в переписываемый документ, пытаясь разобрать буквы.

Спертый воздух и смрадный дым сальных свечек совсем было усыпляют Равенскрофта. Когда секретарь наконец докладывает, что господин аудитор изволил удостоить его аудиенции, и вводит его в кабинет, он даже слегка ошеломлен, как благодарный богомолец, на которого вдруг пролился свет божественной благодати. Дело в том, что сам сэр Хью не любит темноты и борется с ней в своем кабинете тем, что у него всюду горят свечи: здесь и вправду светло, как в церкви.

— Мистер Равенскрофт, приятно с вами познакомиться, — говорит он, улыбаясь и крепко пожимая ему руку.

Господин аудитор — крепкий и бодрый мужчина лет пятидесяти, с румяным лицом; он весел, доволен собой и ведет себя непринужденно, как и все преуспевающие придворные; он прекрасно и со вкусом одет, и пахнет от него куда более приятным и сложным запахом, нежели просто лавандовая вода. Равенскрофт подозревает, что радушие сэра Хью имеет мало общего с его скромной личностью, а скорее связано с желанием аудитора любым способом подсидеть главного архитектора Лондона Кристофера Рена и занять его место. Пожилой архитектор никак не может смириться с тем, что король назначил этого молокососа Рена начальником над ним.

— Мой заместитель, мистер Уркухарт, и мой кузен, сэр Ричард Дэвис, — говорит сэр Хью, представляя ученому своих гостей.

Мистер Уркухарт, молодой круглолицый человек лет тридцати, ведет себя довольно сдержанно. Сэр Ричард уже немолод, тщеславен и самовлюблен: он с ног до головы покрыт кружевами и парчой, а каблуки его обуви столь высоки, что стоит он на них не очень устойчиво. Лицо сплошь покрыто морщинами, на шее толстые складки, как у бегемота, зато парик безупречно черный, будто прическа смуглого молодого красавца.

— Сэр Ричард обратился к нам за помощью — он собирается строить новый дом на Пэлл-Мэлл.

— Рядом с резиденциями сэра Филберта Уигби и герцога Альбемарлского, — говорит сэр Ричард, самодовольно задирая вверх подбородок.

— Очень, очень приятно с вами познакомиться…

В общем-то, Равенскрофт не совсем уверен в том, что ему это очень и очень приятно.

— …но я полагал, сэр Хью, что вы примете меня конфиденциально.

Он указывает на рулон бумаг у себя под мышкой. Королевскому обществу свои проекты он еще не представлял, и кто угодно может присвоить его идеи и выдать потом за свои.

— Конечно, мистер Равенскрофт.

Он оборачивается к другим своим посетителям.

— Сэр Роберт сообщил мне, — объясняет им сэр Хью, — что у мистера Равенскрофта есть новый и уникальный проект относительно речки Флит. Как ученый и член Королевского общества, мистер Равенскрофт всегда проявляет осторожность, чтобы его планы не попали в руки соперников.

— Я слышал об этом обществе, — говорит сэр Ричард, и при этом его обвислые напудренные щеки сотрясаются, а по толстой шее волнами ходят складки, — Там у них все чудаки, которые обожают взвешивать воздух и кидать предметы с большой высоты.

Он хихикает и смотрит на остальных, приглашая их оценить его остроумие.

— Так считают люди невежественные, — резко отвечает ему Равенскрофт, — Экспериментальная наука предполагает внимательное изучение натуры, и цель ее — понимание истинных ее законов и происходящих в природе процессов. Только таким образом возможно достижение истины. А тот, кто сводит нашу деятельность к этим тривиальностям, опошляет ее и ровным счетом ничего в ней не смыслит.