У каждого свой рай - Кристина Арноти Страница 63

Я размышляла о спорных удовольствиях в жизни женщины-вещи. На безмолвном телефоне пульсировал красный сигнал, извещавший нас об ожидавшем сообщении. Я помешала ему снять трубку.

– Позже.

Мы продолжили вскрывать картонки.

– Возьми что хочешь. Без стеснения. То, что тебе действительно нравится…

– Не такая уж я стеснительная.

Я переодевалась в переливавшиеся сиреневыми, зелеными, красными цветами наряды, чтобы доставить удовольствие Грегори. Надела юбку, которая подошла бы скорее цыганке-миллионерше. Примерила черное платье, которое удерживалось только одной бретелькой.

– Подойди к туалетному столику.

Он не сводил глаз, наблюдая за мной. Примерил на мне янтарные бусы. Янтарь очень легкий, как меренга. Ювелир доставил Грегори целый чемоданчик янтаря от желтого до бледно-зеленого цвета. Иногда янтарь отливал голубым цветом. Среди выставленных на столе украшений я заметила кулон в форме сердечка. Грегори вынул из футляра золотую цепочку, прицепил к ней сердечко и закрепил колье на моей шее.

Он застегнул несколько браслетов на моем правом запястье. Мне хотелось броситься к нему на шею, я была счастлива, он меня задарил; я подняла голову и встретилась с его проницательным взглядом. Слишком трезвым, чтобы быть влюбленным. Он следил за мной. Я отстранилась. То, что он мне давал, было одновременно слишком много и слишком мало. За то, чего он хотел. Но чего же он хотел от меня?

– Ты разборчива, – сказал он. – Но это тебе очень идет. Расскажи мне что-нибудь интересное.

– Сначала послушай сообщение. Этот сигнал мне действует на нервы.

Он снял трубку, набрал номер. Прослушал сообщение и затем объявил мне с радостью, внезапно повеселев:

– Вертолет, который арендуют мои родители, когда не хотят утомляться от четырехчасовой езды в автомобиле, будет предоставлен в наше распоряжение завтра к вечеру. Они нас ждут. Наконец ты узнаешь моих близких. Мы проведем там несколько дней, потом вернемся сюда, и ты отправишься самолетом в Париж.

Он меня выпроваживал.

– Меня не отсылают как посылку, Грегори. Если мне захочется остаться в Санто-Доминго, я останусь.

– Согласен, – сказал он. – Согласен, это очевидно. Ты делаешь то, что тебе хочется. Я неудачно выразился. Но сначала надо уладить наши дела.

– Какие дела?

– Ах, – сказал он. – Ты увидишь…

– Грегори, ты что-то скрываешь.

– Я скрываю? – воскликнул он раздраженно. – Как ты смеешь сказать мне, что я скрываю?

Раздражаться из-за такого незначительного замечания? Я его не понимала, но испытывала к нему определенную нежность. Слегка неуравновешенные люди вызывали у меня материнский инстинкт. Я бы, наверно, взбодрила и слона в угнетенном состоянии.

– С такими богатыми родителями, как твои. Почему ты живешь как паршивый пес?

– Паршивый? – переспросил он, глядя на меня с явным намерением заставить меня оценить роскошь гостиницы. – Паршивый?

– Морально паршивый. Если бы тебе надо было зарабатывать на кусок хлеба…

– What?

– Кусок хлеба?

– Что такое кусок хлеба?

Я ему объяснила.

– Итак, если бы ты должен был его зарабатывать, у тебя не было бы времени терзаться.

Чтобы скрыть свое замешательство, он начал свистеть. Он искал сигареты. Он не хотел моих. Он курил только особой марки сигареты, более длинные, чем обычные. Снабженные специальным фильтром.

– Чтобы предохранить мой голос, – говорил он.

– Ты не певец.

– Я берегу свои голосовые связки.

Я заметила:

– Рак горла может случиться у каждого.

– Ты жестока…

– Небольшая встряска полезна. Тип с такими деньгами и такой несчастный… Я собираюсь осторожно поговорить об этом с твоими родителями.

– Не стоит их огорчать, если ты собираешься остаться там на несколько дней.

Он хотел, чтобы я оставила себе всю одежду, которую он заказал в гостинице. Мне нравилась его безумная щедрость.

– Янтарь я не смогу взять с собой… Мне хотелось бы подарить колье моей матери, если ты позволишь?

– Конечно, – сказал он. – Это все твое. Мне хочется, чтобы ты вернулась в Париж как королева.

Я запротестовала.

– Я не хочу возвращаться в Париж. Не сразу. Если вы меня не пригласите остаться у вас, то я устроюсь у кого-нибудь на берегу моря.

– Они тебя пригласят, если ты не будешь слишком привередничать.

– Слишком привередничать?

– Ты увидишь… Все уладится, если ты не будешь слишком обидчивой.

На следующий день, к вечеру, мы выехали из гостиницы на вертолетную площадку. Машина остановилась довольно близко от вертолета. Нас встретил пилот с каской на голове. Мы поднялись на борт только с ручной кладью. «Чемоданы доставят тебе наземным транспортом, если ты решишь остаться», – накануне предупредил меня Грегори. Мы пристегнули ремни. В вертолете на меня нахлынули совершенно новые ощущения. Мы чувствовали себя скованно в непосредственной близости от вселенной. Двигатель летающей коробки производил ужасный шум. Затем вертолет оторвался от земли почти вертикально. Я оказалась в разматывающемся шелке сумерек Мы прорывались сквозь последние лучи солнца. Баловень судьбы, всегда не в ладах с прожитым мгновением, Грегори смотрел перед собой с безразличием людей, для которых самые необыкновенные удовольствия в порядке вещей. Страх, который я испытывала, был более приятным, чем тот, который парализует в метро. Я выбрала удобный момент, чтобы прокричать, настолько шум двигателя был мощным.

– Я рада. Для меня все ново. Какой замечательный вид!

Немного удрученный Грегори попросил меня замолчать. Вертолет летел над ярко-розовым от заходящего солнца морем. Оно, это солнце, скоро окунется в море и погаснет.

Мы летели над пальмовыми рощами, кое-где зажигались редкие огни.

Позже Грегори прокричал:

– Мы пролетаем над Пунтакана, посмотри вниз… А чуть дальше и наш дом…

Я заметила в черной массе девственного леса несколько строений. Пляж был окаймлен таким ярким морем, что оно казалось фосфоресцирующим.

– Средиземноморский клуб, – продолжал Грегори. – Поместье находится чуть дальше.

Мы летели в темноте, как слепая птица. Затем я заметила внизу много огней.

– Приехали…

Мы опустились почти вертикально.

– Идем, – сказал Грегори, когда вертолет застыл. – Он должен вернуться еще в Санто-Доминго.