Наследник Клеопатры - Джиллиан Брэдшоу Страница 62

Он мог точно сказать, что писал Аристотель насчет морских актиний, объяснить, почему аравийский царь сжег корабли Клеопатры, и процитировать огромные куски из Еврипида.

Ани никогда не стыдился своей деревенской неотесанности относительно манер, но иногда ему становилось горько осознавать собственное невежество. Он мог только нацарапать алфавит и сделать несложные вычисления – этих скудных познаний хватало для того, чтобы выращивать лен и производить ткани в Коптрсе. И поэтому сейчас он был рад великолепной возможности находиться рядом с человеком, у которого в голове была собрана вся книжная ученость Александрии и поэтому он мог ответить на любой вопрос.

Арион старался избегать лишь одной темы – его собственной жизни. Только иногда, да и то случайно, в их разговоре проскальзывали некоторые сведения о нем самом и его окружении. Однажды такая подробность всплыла, когда он разговаривал с Мелантэ о римлянах.

– Их что, всех зовут Гаями? – спросила Мелантэ.

Арион расхохотался.

– Нет, хотя иногда так может показаться! У всех римских граждан по меньшей мере два имени: личное имя, например Гай, Марк или Тит, – всего около шести имен, из которых можно выбрать, – и родовое имя, например Валерий, Юлий или Антоний. У большинства есть и третье имя, но не у всех.

– Как, например, Цезарь? – предположила Мелантэ.

– Точно. Это третье имя, или когномен, может быть либо семейным прозвищем, как Юлий Цезарь, либо оно служит для того, чтобы различать две семьи, которые носят одно родовое имя, – например Корнелий Галл происходит из тех Корнелиев, что в Цизальпинской Галлии, а не из известной римской семьи сенаторов. Иногда когномен может быть вторым личным именем, – продолжал объяснять Арион. – Часто люди неримского происхождения, но добившиеся гражданства превращают свои имена в когномены. Случается и такое, когда в семье из поколения в поколение передается один и тот же когномен. Но на самом деле наибольшее значение для римлян имеет родовое имя. Они просто помешаны на семье.

– Именно поэтому они не признают браки между римлянами и чужеземцами? – спросил Ани, не подумав, что этот вопрос может задеть юношу.

Однако Арион, казалось, нисколько не обиделся.

– Отчасти, наверное, так и есть. Но мне кажется, что на самом деле причина этого в праве на собственность. Они просто не хотят, чтобы римское имущество оказалось в руках чужеземцев. У них даже есть закон, который запрещает римлянину завещать что-либо чужеземцу.

– Значит, ты не можешь унаследовать ничего из того, что принадлежало твоему отцу? – спросила Мелантэ.

Этот вопрос был еще менее приятным, и Ани заподозрил, что Мелантэ нарочно задала его, чтобы испытать Ариона. Наблюдая за дочерью, он заметил, как она пристально смотрит на молодого человека.

Но Арион отреагировал совершенно спокойно.

– Кое-что я все-таки унаследовал от него, – усмехаясь, ответил он. – Вопреки всем римским законам. И лучше бы он мне этого не давал. Я имею в виду проклятую болезнь. И это, кстати, еще раз доказывает, что кровь сильнее любого количества чернил.

Мелантэ даже не знала, как ей вести себя после этого заявления – с улыбкой или с жалостью на лице. Рассмеявшись, девушка воскликнула:

– Да не может такого быть!

– А вот и нет – я говорю чистую правду! Никто мне об этом даже не говорил, пока у меня самого не случился первый приступ. И только потом моя мать призналась, что я унаследовал проклятую болезнь от собственного родителя. Я был шокирован, ведь никто раньше и словом не обмолвился, что отец тоже страдал этим недугом. А потом выяснилось, что об этом знало полгорода. Я до сих пор не... – Арион вдруг резко остановился. Очевидно, юноша подумал, что сказан слишком много, больше, чем он мог позволить себе.

– Разве ты не знал отца? – удивилась Мелантэ. – Я думала, что это он научил тебя говорить на латинском.

– Он умер, когда я был совсем маленьким, – ответил Арион и снова вернулся к разговору о римлянах и их традициях.

Еще об одной подробности из его жизни они узнали, когда он завел речь об Александрийской библиотеке. Мелантэ даже рот открыла от удивления, когда услышала, что в ней хранится более трехсот тысяч книг.

– Вот бы на это посмотреть! – воскликнула девушка. Арион улыбнулся.

– Скоро сама увидишь!

– А разве туда пускают женщин? – удивилась Мелантэ.

– Всех пускают – главное, чтобы ты не был пьян, не шумел и не брал книги с полок без разрешения. Я видел там много женщин.

– В Коптосе библиотека открыта только для мужчин, – с обидой в голосе произнесла Мелантэ.

– В Коптосе есть библиотека? – спросил Арион.

– Маленькая, конечно, – сказала Мелантэ, – при гимнасии. – Ах, школьная библиотека, – усмехнулся Арион. – Это совсем не то. Разумеется, они тебя не пускали, но ты, признаться, не очень-то и потеряла.

Однако он не стал больше рассказывать о чудесах Александрийской библиотеки и с интересом посмотрел на Ани и Мелантэ.

– А как ты относишься к книгам? – спросил он, обращаясь к Ани. – Тебе разрешали пользоваться библиотекой при гимнасии?

Ани угрюмо покачал головой. Гимнасии в Коптосе, как и все гимнасии Египта, был центром греческой культуры, и египтян туда не пускали. В местных храмах брали на обучение нескольких писцов, но простым египтянам, каким был он сам, оставалось только нанимать частного учителя или вообще забыть о возможности получить хоть какое-то образование. Большинство выбирали последнее.

– Я не прочитал ни одной книги, – признался Ани, а затем добавил: – Но в прошлом году я купил для Мелантэ список первой части «Илиады». Она даже читала ее со своим учителем.

– Я немного прочитала, – призналась Мелантэ, стыдливо опустив глаза. – Честно говоря, я не очень хорошо понимаю, что там написано.

Арион замялся и пожал плечами.

– Начинать с Гомера нелегко. Тот греческий, на котором он писал, очень отличается от того, как мы говорим сегодня. Это почти другой язык. Поначалу всем сложно читать его.

Мелантэ подняла голову и посмотрела на Ариона сияющими глазами.

– Многие говорили папе, что он сделал глупость, купив мне книгу. Пытались убедить его, что нет смысла учить женщину.

Арион презрительно скривил губы.

– Какая чушь! – Он рассмеялся. – О Зевс! Представляю, что было бы, если бы кто-то осмелился сказать моей матери, что учить, женщину бессмысленно... – Тут он снова осекся и, продолжая посмеиваться, покачал головой. – О Дионис!

Мелантэ просто светилась от восторга:

– Твоя мать ходила в библиотеку?

– Да, причем довольно часто! Она очень любила книги. Однажды она... – Внезапно Арион так разволновался, что прервал свой рассказ и поспешил сменить тему разговора.