Побещай мне рассвет - Джил Грегори Страница 62

Когда Белинда приподняла ей голову, Люси встрепенулась и застонала.

– Люси, Люси, ты меня слышишь? Это я, Белинда! – Она погладила подругу по побелевшей щеке. – О, Люси, что они с тобой сделали? – воскликнула она срывающимся голосом. – Очнись, пожалуйста!

Люси снова застонала. Рука ее взметнулась вверх, к голове. Но затем она, видимо, снова погрузилась в беспамятство.

Белинда пристально смотрела на подругу. Первое потрясение от того, что она нашла ее живой, прошло. Теперь ее охватила бурная радость. Белинда поняла, что неправильно истолковала замечание кузена Джонатана. Он пообещал Белинде, что она умрет на Холме виселиц так же, как и ее подруга. Тогда Белинда решила, что Люси уже повесили, но сейчас ей стало ясно, что кузен Джонатан просто предупреждал, что их обеих ожидает эта страшная участь. Она испытала бы огромное облегчение, если бы только Люси не выглядела столь ужасно. Страх снова вернулся к ней, вытесняя радость. Белинда с ужасом поняла, что ее подруга, несомненно, очень больна и, возможно, находится при смерти. Ее покрытое испариной тело горело. Она была бледной и… такой неподвижной. Стиснув руку Люси, Белинда зарыдала от отчаяния.

– Люси, прошу тебя, очнись, – умоляла она, – Люси…

Веки девушки задергались.

– Люси, я здесь! Просыпайся!

Мало-помалу тонкие веки открылись, и карие глаза Люси остановились на лице Белинды. Она заморгала, приложив дрожащую ладонь ко лбу.

– Б-Белинда? Это… правда ты? – пролепетала она.

– Да! Да! Давай-ка я помогу тебе сесть. Ты выглядишь ужасно, Люси. В какой-то момент я подумала, что ты… Ладно, это не важно. Попробуй, если можешь, рассказать мне, что с тобой случилось.

Люси, с помощью Белинды, сумела сесть на грязном тюфяке. Она в изнеможении оперлась о подругу, уткнувшись в нее своей светловолосой головой.

– Я заболела… у меня начался… жар… вчера, кажется, или… или позавчера. Я точно не помню. Они прислали доктора, и он… он пустил мне кровь. Дал мне отвар из… ячменя, вина и сыворотки. Такая гадость! Белинда… а потом они… они оставили меня здесь. Больше я ничего не помню.

– У тебя до сих пор жар, – сказала Белинда, – но, по-моему, не такой уж сильный. Дело идет на поправку, Люси. Я уверена в этом. Но ты еще слаба. Ты ела что-нибудь?

– Не помню. Нет, кажется… нет. С тех пор, как я заболела…

– Как они могли бросить тебя здесь одну в таком состоянии? – спросила Белинда, закипая от гнева. – Тебе нужны уход и лечение!

– Они отделили меня от других узников. Сказали, что не следует всех остальных заражать лихорадкой. Я… я думаю, они не хотят лишиться удовольствия повесить нас. И поэтому пытаются сохранить нам жизнь, – сказала она с горечью. – Странно, что они посадили тебя сюда, вместе со мной, Белинда. Здесь едва хватает места для одного, а я так больна…

– Тюрьма набита до отказа. Вместе со мной из Бостона привезли целый фургон обвиняемых. Думаю, им просто некуда больше меня деть. – Белинда улыбнулась: – Какие бы ни были на то причины, для нас это большая удача. Я буду ухаживать за тобой, поставлю тебя на ноги. Чуть погодя госпожа Вининг принесет нам поесть, и я выпрошу у нее немного горячего бульона…

– Все это ни к чему, Белинда. – Люси покачала головой. В глазах ее были те же тоска и безысходность, что и у женщины в повозке. – Мы все равно умрем. Сегодня, завтра, – какая разница? Совсем скоро меня поведут на суд. Я знаю, чем он закончится. Может быть… Может быть, было бы лучше, если бы я умерла от лихорадки. Знаешь, я… я молилась об этом. Возможно, я поступала неправильно, но это… это казалось мне предпочтительнее… виселицы. – Она задрожала, и Белинда обняла ее еще крепче.

– Ах, Люси, я ведь тоже совсем уже было сдалась. Но теперь, когда мы вместе, у меня снова появилась надежда. Вместе мы обязательно что-нибудь придумаем. Я знаю: мы сумеем выжить!

Глаза Люси затуманились.

– Нет, Белинда, нет, – прошептала она.

На воле разгуливал холодный ветер. Унылый, навевающий тоску звук. Белинда вдруг подивилась: куда ушла весна? Тот чудесный, теплый денек, когда она зашла в лес и встретилась с Джастином возле красивого маленького пруда, казался далеким прошлым. Переменчивая апрельская погода стала такой же суровой и безрадостной, как и ее будущее. Белинда знала, что погожие деньки еще вернутся, но, сидя здесь, в темной камере, вместе с Люси, спрашивала себя: доживет ли она до той поры? Вряд ли. Она сглотнула, стараясь не обращать внимания на застрявший в горле комок.

– Б-Белинда, – с усилием произнесла Люси, – расскажи, что… с тобой случилось. Куда ты отправилась, сбежав отсюда? Как… как они тебя нашли?

– Потом. – Белинда взглянула на белое как мел лицо подруги, и тревога снова охватила ее. – Думаю, пока для тебя достаточно потрясений. Ложись-ка снова, а я укрою тебя плащом. Гудуайф Флетчер принесла его мне, он теплый, чистый и сухой. Отдохни, Люси, – настойчиво убеждала она, помогая подруге снова улечься на тюфяк. – Скоро принесут поесть, и тебе немного полегчает. Я буду присматривать за тобой. А потом, когда ты окрепнешь, я расскажу тебе свою историю.

Люси кивнула. Силы ее стремительно таяли. Она закрыла глаза и застонала. Белинда наблюдала за подругой до тех пор, пока она снова не погрузилась в забытье. Потом встала, подошла к окну и выглянула в ветреную темноту. Она призывала на помощь все свое самообладание и твердость, стараясь не поддаться панике.

Дни тянулись медленно. Белинда находилась на грани безумия – ей казалось, что тюремные стены медленно сдвигаются и вот-вот раздавят ее. Для нее, всегда такой непоседливой и энергичной, сидеть взаперти в крохотной, темной камере было настоящей пыткой. Она ухаживала за Люси и, меряя шагами каморку, размышляла. Мысли – вот что причиняло ей особые страдания. Грядущая участь ужасала ее. День и ночь Белинда представляла, как ее поведут к виселице, каково ей будет подниматься по ступеням и чувствовать, как на шею прилаживают петлю. Каждую ночь она просыпалась с криком. Другие обитатели тюрьмы тоже выли и вскрикивали, мучимые кошмарами. Лишь Люси сохраняла спокойствие. По мере того как спадал жар, ей с каждым днем становилось все лучше, силы стали возвращаться к ней. Но в полутемной камере кожа ее оставалась бледной, а глаза – тусклыми. Она смирилась с участью, которая так страшила Белинду. Для нее это была суровая реальность, а не сюжет из ночных кошмаров.

Белинду также преследовали воспоминания о высоком, надменном, невероятно красивом мужчине. Образ Джастина Гардинга снова и снова вставал у нее перед глазами, отчетливо и неумолимо. Пробудившись от кошмара в беспросветном тюремном мраке, она искала утешения, восстанавливая в памяти его строгое мужественное лицо, его сильные руки, обнимавшие ее, когда они лежали вместе в его постели. Она вновь и вновь вспоминала то, как он ласкал ее, как произносил слова любви, а не то, что произошло под конец. Каждая улыбка, каждый поцелуй навсегда запечатлелись в ее сознании, и Белинда лелеяла эти воспоминания. Лежа на грязном тюфяке, она почти физически ощущала под пальцами густые, черные как смоль волосы, улавливала в темноте его запах. Она хотела его с невероятной силой, до ломоты в теле. А потом Белинда представляла его рядом с Гвендолин Гардинг. И спрашивала себя: не лежит ли он сейчас с ней, не предается ли страстной любви с этой холодной как лед золотоволосой красавицей? И все ее драгоценные воспоминания рассыпались в прах. Уткнувшись в грязную солому, Белинда всхлипывала, беззвучно и отрывисто. Горе наваливалось на нее, словно огромный злобный зверь, раздавливая своей тяжестью, лишая света, воздуха и возможности двигаться. После третьей ночи в тюрьме она, измученная воспоминаниями, уже спрашивала себя: может быть, смерть и вправду предпочтительнее этой мрачной темницы, этого ожидания и страха, этих мыслей о Джастине? Ведь это – медленное умирание. По крайней мере виселица положит конец ее мучениям.