Следующая остановка - жизнь - Татьяна Успенская-Ошанина Страница 61

Сейчас эхо голоса Генри громче того, тихого, когда Генри рассказывал ей о себе.

— Не плачьте, пожалуйста. У вас перегорит молоко.

— Все американцы такие, как Генри и вы? — сквозь слёзы улыбнулась Юля.

Следователь пожал плечами.

— Часто за вежливой фразой ничего не стоит, — сказал он.

— И у вас?

— И у меня. Просто я не люблю, когда при мне плачут.

Дочка спала, когда Юля склонилась к ней. Она смешно выпячивала губы во сне и чмокала. Ей снилось, что она сосёт.

Медсестра соврала. Ни на кого не похожа дочка, только волосы — светлые, как у Аркадия. Она родилась с волосами. Овал лица — шире, чем у неё и Аркадия, глаза — большие, но не голубые и не карие, они чуть зеленоватые, как у русалки из детской книжки.

А ведь выдала Митяя. Следователь понял, что она недоговаривает. Подозрение гирей висит на Митяе и тянет его в яму.

Зазвонил телефон:

— Юля, нам надо поговорить. Можно, я забегу к тебе?

Ира пришла через десять минут. Первые слова не «Покажи мне дочку», первые слова — «Юля, спаси!»

— Что ты так смотришь на меня? Когда к тебе обещал прийти следователь…

— Он только что ушёл.

Ира садится на диван, и её начинает трепать, как при сильной лихорадке или от случайного прикосновения с током высокого напряжения.

— Я не сказала, — спешит успокоить её Юля. — Я не сказала, в каком виде он явился в офис, не сказала, что подозреваю его…

— Ты подозреваешь его? — едва слышно спросила Ира. — Ты в самом деле подозреваешь его?

— А к чему тогда относится твоё «спаси»?

Ира никогда не была ребёнком, она всегда была такая — крепко сбитая, хотя и неполная, но какая-то тугая, упругая, с волосами из колечек, ярко красными, налитыми щеками и губами. Так и родилась — в модной одежде. И сразу, с самого начала, она была беременна — носила в себе сына Митяя. Пространство вокруг неё благоухает дорогими духами, чистотой отдраенного тела. У Иры пляшет голубая жилка на виске. Юля знает, что вся Ирина жизнь висит сейчас на паутине, в которую та неожиданно угодила: её жизнь, её родителей, их с Митяем сына, Митяя.

— Я не сказала ничего, компрометирующего Митяя. Да он меня и не спрашивал, в каком виде явился Митяй в офис. Митяй был в офисе, когда я узнала о смерти Генри и когда начала рожать, и всё.

— Спасибо, Юля, — Ира встала. — Срочно должна бежать на работу, я попросила Игоря подежурить у телефона. — Её всё ещё треплет лихорадка. — Спасибо, Юля.

— Выпей чаю. Тебе надо успокоиться. Ты сама себя выдаёшь. Ты должна быть олимпийски спокойной, чтобы не вызвать подозрений.

— Я не могу.

— Можешь. Меня спрашивали о твоих отношениях с Митяем и Игорем, я не сказала, что ты ждёшь ребёнка от Митяя, что ты почти жена.

— Правда, не сказала?

Юля кивнула.

— Как ты думаешь, а Игорь и Аркадий скажут?

— Думаю, нет. Зачем? Им нужно отвести подозрения от Митяя, иначе будет плохо всем.

— Это я понимаю. Спасибо, Юля. Как хорошо, что я зашла к тебе. — Ира порывисто обняла Юлю, быстро отстранилась. — Почему тебя так трясёт? Тебе плохо? — Ира принялась гладить Юлину спину. — Прости, что я вначале была дурой, ну когда ты пришла к нам.

И вдруг Юля закричала:

— А Генри, Ира? Ты вернёшь мне Генри? Я любила его. Он нам с Аркашей друг. Он такой особенный! — Юля выкрикивала слова Генри о любви к русским. — Ты понимаешь, он приехал помочь нам, а мы его убили. С этим можно жить? — На глазах слетали краски с Ириного лица. Опадала её фигура и скоро упругость исчезла. Сейчас Ира растает под Юлиным криком, распадётся одёжками и бижутерией. — И я покрываю убийцу. Хотя я уверена: если убийца не понесёт наказания, он может совершить новое убийство. Покрываю убийцу, — повторила она жёстко, — из-за тебя. А ты меня благодаришь за то, что я предаю Генри, что я не хочу отомстить за него, в память о нём. — Она замолчала так же внезапно, как начала кричать. В дверях стояла Ася с прижатыми к груди руками. Вид её молил: «Тише, дочку разбудишь, испугаешь! Молоко пропадёт!»

Юля подошла к Ире, и теперь она обняла распадающуюся, тающую плоть и не выпускала Иру, пока та снова не запульсировала кровью.

— Для тебя, Ира, только для тебя. Для тебя и твоего сына, — шептала она в Ирино ухо. — Для тебя.

Ася исчезла за дверью.

Ира не смогла выдавить из себя «спасибо», она лишь, как ребёнок — к матери, прижималась к Юле, вжималась в неё выдающимся вперёд животом, цеплялась руками.

А потом они с Асей пили чай. Ася подливала и подливала Юле:

— Чем больше будешь пить, тем больше будет молока.

Асин день в дождь и в бурю — солнечный. Ася всегда улыбается. Ася рассказывает об учениках, об их вопросах и сочинениях, о своих мальчишках — необходимо их загружать по горло, чтобы не было времени на глупости.

Ася не говорит об убийстве Генри. Она делится своим материнским опытом.

— Что главное в самом начале? Обеспечить ребёнку и себе спокойные ночи. Ни в коем случае нельзя ночью кормить и брать на руки. Очень важно с ребёнком много разговаривать. Рассказывайте, о чём хотите, стихи читайте, музыку включайте. Внутренняя память сохранит на всю жизнь. Со дня рождения начинается формирование личности, главное — не упустить…

— Но она же проснётся от музыки!

— Нет. Ещё крепче будет спать. А музыка благодаря сну-проводнику навсегда войдёт в неё. Конечно, сказки и музыку нужно включать и тогда, когда не спит. Моим детям помогло. А ещё со дня рождения говорите дочке, что она самая красивая, самая умная, самая добрая. Она и вырастет уверенная в себе. А то часто люди получаются зажатые, комплексующие.

Ася не вещает, Ася не учит, Ася растит её дочку.

Голос её журчит чистой водой. И Юля спрашивает:

— Как мог Митяй убить Генри?

Ася ставит чашку на стол, долго смотрит на Юлю и спрашивает:

— А вы абсолютно уверены в том, что именно Митяй убил Генри?

— А разве это не очевидно?

Ася качает головой:

— Не очевидно. Вы видели, что именно он убил? Или кто-то видел, как он шёл следом за Генри? Ну, явился в контору встрёпанный. Но он мог просто испугаться человеческой смерти, он мог увидеть мёртвого и бежать прочь.

— Тогда кто убил Генри?

— Вот так и надо ставить вопрос. Кто убил Генри? Почему убил, ясно. Но кто?

— Почему?

— Чтобы удалить его из делёжки и не отдавать ему долг, чтобы фирме, и лично Митяю, досталось больше.

— Вы же сами говорите про Митяя! — Юля растерянно смотрит на Асю. — Аркадий не мог… — лепечет она и не задаёт вопроса: откуда Ася знает, что Генри внёс большую ссуду под завод…