Живу тобой одной - Стефани Блейк Страница 61

– Да… вы правы… у меня жар. Но не стоит беспокоиться, мистер Адаме. В номере есть лекарство, я справлюсь сама, благодарю вас.

Келли медленно пошла обратно в сторону отеля. Он смотрел ей вслед. Она казалась хрупкой, изможденной, даже неприметной. Совсем не похожа на «эту Мейджорс», о которой постоянно сплетничают шепотом на веранде отеля и в баре. Он покачал головой. Это всего лишь обманчивый эффект пламени спички. Он задул его.

Осенью Крис начала учиться в Уэллсли.

Заголовки газет громко сообщали о том, что Германия вступила в Лигу наций.

«Сухой закон», призванный бороться с опасностью потребления спиртных напитков, сам превратился в еще большую опасность. Война гангстерских кланов заглушила стрельбу в Европе. В Чикаго, Нью-Йорке и Майами мелкие преступники итальянского, немецкого, еврейского и ирландского происхождения, до того промышлявшие вытягиванием незначительных денег из запуганных до смерти иммигрантов, теперь прониклись пьянящим духом свободы и вседозволенности, отличавшим «бурные двадцатые». Жизнь коротка, жизнь огромна, жизнь быстротечна – вот лозунги того времени. Преступность распространилась практически на все области американской экономики. Контрабандный провоз спиртного оказался катализатором, который, в конце концов, объединил враждовавшие до тех пор группировки. Обеспечение спиртным страны со стопятимиллионным населением стало общим делом. Делом, которое, по иронии судьбы, субсидировалось практически всеми законопослушными гражданами. Так родилась организованная преступность – монстр, созданный, по сути дела, своими будущими жертвами.

Аль Капоне и Мистер Удачливый, Даймонд по кличке Длинные Ноги, Колл, Голландец и Ланский, О'Бэньон – всем этим политикам из гангстерского мира пресса уделяла больше внимания, чем Элу Смиту или Сайленту Кэлу.

С тех пор как первые поселенцы вбили первые столбы для своих бревенчатых хижин в долине Гудзона, вечерние субботние танцы стали здесь традицией. Местные жители, особенно старшего поколения, относились к танцам очень серьезно. Выполняли все сложные фигуры, объявляемые ведущим, так же старательно и сосредоточенно, как, вероятно, делали это дамы и кавалеры во время менуэта во дворце короля Людовика.

Поворот к партнеру.

А теперь поклон в четыре стороны…

А теперь направо и налево вокруг зала…

Музыканты с непроницаемыми лицами наигрывали популярные мелодии и ритмы.

«Бурные двадцатые» стали свидетелями крушения многих традиций. Во время перерывов молодежь наседала на музыкантов и, в конце концов, как правило, добивалась своего. Хотя оркестр, включавший гармонику, скрипку и музыкальную пилу, вовсе не предназначался для исполнения шимми и чарльстона, музыканты исполняли их с большим подъемом.

Представители старшего поколения в это время сидели за столиками, потягивая сидр и обжигающе холодное пиво, ошеломленно глядя на своих сыновей и дочерей. Они называли эти танцы безнравственными. Некоторые даже употребляли слово «безбожные». Эти извивающиеся бедра и прыгающая грудь… Они даже не хотят подумать о том, что изображают эти непристойные движения! Один из таких вечеров, наверное, навсегда остался в памяти мужского населения, как молодых, так и старшего поколения. Во время танцев в амбаре Сойера Мэри Лу Уэстовер так высоко вскидывала ноги в чарльстоне, что у нее разорвались трусики.

«Бурные двадцатые» приближались к своему апогею, однако для Келли последние дни лета явились наихудшим временем. Жизнь в Уитли стала невыносимо скучна. Каждый день в точности повторял предыдущий.

Дни измерялись уровнем спиртного в графине Карла. Его «лечение» в Болстоне дало результат всего на один день после возвращения в Уитли.

Недели измерялись точным, как маятник, распорядком Брюса. По понедельникам и вторникам он объезжал кирпичные заводы. По средам уезжал в Филадельфию, в офис, и оставался там на ночь. По четвергам и пятницам работал в Трое, в президентском офисе, выполняя обязанности отца, которые тот продолжал игнорировать.

По субботам Брюс, Келли и Уолт Кзмпбелл сидели за большим обеденным столом в столовой, просматривая бухгалтерские книги Найтов. Сведения готовили Кэмпбелл и Хэм накануне вечером. Иногда позже к ним присоединялся Карл, просматривавший бухгалтерские книги Мейджорсов.

Брюс утверждал, что для Уолта это слишком большая нагрузка, что Хэм тоже должен встречаться с ними по субботам, как это было заведено раньше. Уолт на секунду поднимал глаза на Келли и снова опускал их к бухгалтерским книгам.

– Он занят по субботам. Пусть все останется как сейчас.

Воскресенья отличались от всех остальных дней недели. Ночью Брюс занимался с Келли любовью. Во всяком случае, пытался. После чего Келли, не получив никакого удовлетворения, лежала в темноте, вспоминая дни, проведенные на райском острове с Уэйном. Думала об Эвелин Харди, вспоминала ощущение, испытанное ею, грезы о будущем для себя и Натаниэля. На фоне этого секс казался уже не столь важным.

Месяцы измерялись вечной сменой времен года и красок природы. Золотых и багрово-коричневых оттенков осени, белого цвета зимы, весенней зеленой сырости, жарких и сухих цветов лета. Отчеты из банка, отчеты о дивидендах, скачки на рынке… Монотонное существование в Уитли, конечно, не приносило особого удовлетворения, однако Келли умела выжидать. Терпения у нее хватало.

Лишь два момента из тех, что составляли ее жизнь, – мост и уже не такой маленький Нат – говорили о том, что время движется и жизнь идет. Мальчик рос не по дням, а по часам. Его сильное тело утратило младенческую пухлость. Мост тоже с каждым днем приближался к завершению, металлический каркас с каждой неделей пропускал все меньше света. Сваи, которые, казалось, так и тянутся навстречу друг другу, наконец, соединились, перегородив реку. Опоры выделялись на фоне голубого неба, как мачты клипера. Если посмотреть на мост из летнего домика, а потом сразу отвернуться, создавалась иллюзия, что огромный корабль встал на якорь на Гудзоне, спустив паруса.

На лето Крис приезжала домой. Она теперь получила все права взрослой женщины и выглядела взрослой женщиной. О своих правах она говорила непрестанно, в особенности о правах на наследство наравне с братом, которыми намеревалась воспользоваться еще при жизни отца. Она проявляла повышенный интерес к управлению недвижимостью Мейджорсов и их бизнесом, пока, впрочем, не пытаясь открыто оспаривать руководящее положение Келли, установившееся как бы само собой. Но если она и не выступала против в открытую, то только потому, что хорошо усвоила урок отца – никогда не спорить с теми, кто имеет успех. Однако ее скрытое сопротивление чувствовалось постоянно и во всем.

Терпение изменяло Келли, только когда дело касалось Крис. Она не могла ее выносить. Как не совестно гоняться за Хэмом, который не отвечает на ее чувства! Когда Крис бывала дома, они изредка видели Хэма. Он приезжал только по большим праздникам. Садился всегда на край стула, нервничал, всем своим видом показывая, что ему не терпится поскорее вернуться домой. Брюса это страшно раздражало.