Рабыня моды - Ребекка Кэмпбелл Страница 60

— Мама, это Камил с дамой! — Затем она убежала в дом. Мы последовали за ней.

В доме чувствовался сильный и приятный запах специй, но я тут же испытала легкую панику, потому что мои ноги утонули в очень длинном ворсе ковра — я еще никогда не видела таких.

— Сними, пожалуйста, туфли, — прошептал Камил, но я была готова к подобной просьбе. На мне были моя самая длинная юбка и строгий жакет. Зачем оскорблять старого тирана? Мы вошли в гостиную. Там играли дети и царила живая атмосфера. Было невозможно сосчитать всех. Наверное, их было около семи, если забыть о тех, кто навсегда исчез в дебрях ковра. Там также сидели две мрачные, но хорошенькие девочки-подростки и улыбающаяся женщина средних лет в платье, которое я приняла за курдское.

—Здравствуйте, здравствуйте, добро пожаловать! — тепло приветствовала она меня, словно не замечая Камила.

— Тетя, это Кэти. Кэти, познакомься с моей тетей.

Мы пожали друг другу руки.

— Где дядя? — поинтересовался Камил.

— Он сегодня опять плохо себя чувствует. Это может быть и щитовидка, и желчный, — ответила тетушка и очень быстро добавила несколько слов на курдском (или это был искусственный «клингтонский язык» — я не смогла определить). — Прошу вас, присаживайтесь, — обратилась она ко мне. — Хотите чаю?

Следующие тридцать минут мы вели забавную беседу, в ходе которой тетушка пыталась выяснить подробности моей жизни. Чтобы выведать правду, она угощала меня настолько ядовито-сладкой выпечкой, что я подумала: следует подписать международное соглашение, ограничивающее ее распространение. Не зря существует старая курдская поговорка, которая переводится следующим образом: «Сынок, иди в дантисты, и твои руки будут всегда заняты, а твой кошелек — полон».

—Значит, ваш отец — специалист по страховым расчетам. Очень хорошо. — Так она суммировала всю информацию. Но тетушка, так же как и ее угощение, была очень мила, и я почувствовала к ней симпатию. Даже дети, бегавшие в стороне, оказались вежливыми и предупредительными. Они выполняли функции маленьких слуг, когда нужно было принести еще засахаренных фруктов или отвратительного чая. Две девочки внимательно изучали мою одежду, прическу и маникюр, а я все глубже погружалась в мягчайшую мебель.

Камил очень суетился:

— Лучше нам повидаться с дядей. Сначала пойду я, немного обработаю его и позову минут через пять — десять тебя.

Через несколько секунд я услышала громкий крик:

— Не хочу видеть обезьяну, мне нужен шарманщик! Покажите мне шарманщика!

После этого Камил позвал меня. Тетушка подала знак одной из девочек, та взяла меня за руку и проводила в дядину комнату.

Дверь была открыта. В комнате на кровати завернутый в белоснежную хлопковую ткань — это могла быть какая-то национальная одежда или обычная простыня — лежал, улыбаясь, очень толстый и абсолютно лысый человек. Трудно было судить о его возрасте, но мне показалось, что ему около семидесяти. Было ли это предусмотрено покроем одежды или произошло случайно, но складки ткани разошлось у него на талии и обнажили коричневый живот, который, казалось, обладал алой силой, абсолютно независимой от его хозяина. Он выглядел так, как будто по собственной воле мог двигаться, подобно амебе, и в любой момент проглотить любого. Ширку производил впечатление настоящего сибарита: развращенный император, живущий только ради удовлетворения своих потребностей.

«Еще одна чувиха, парень, — ожидала услышать я. — Нет, нет, не ешь ее, не ешь, да, уух, аах, аах, аах! Так-то лучше, я попробую ее».

— Итак, молодая леди, вы хотите, чтобы я дал денег, и готовы начать работу? — У него был тонкий, забавный и обворожительный голос. — Мне очень жаль, что встречаю вас, лежа в постели. У меня слабая спина, и желчный пузырь такой желчный, ха-ха-ха, хе-хе.

Я сразу же изменила мнение по поводу сибарита и мысленно попросила прощения за замыслы с «чувихой».

— Да, мы хотим делать модные вещи. Камил ведь присылал вам бизнес-план?

—Я читал его, он произвел на меня большое впечатление. Расскажи о том, чем ты занималась раньше, и о твоих контактах в сфере импорта тканей. — Он похлопал ладонью по постели рядом с собой и добавил: — Присаживайся, дорогая, присаживайся.

В результате мы долго и подробно обсуждали мой план. У Ширку была великолепная интуиция в отношении благоприятных возможностей и потенциальных просчетов. Он очень хорошо разбирался в швейном бизнесе и вкладывал деньги в небольшое предприятие Камила. Я поняла, что он также вел дела по всему Лондону и был занят таинственными вопросами экспорта и импорта. Бедный Камил, боясь вставить слово, тихо сидел на полу, скрестив ноги.

Прошел примерно час, когда Ширку попросил: — Камил, дорогой мой мальчик, пожалуйста, пойди и принеси своему дяде аспирин и немного воды. Это займет у тебя всего несколько минут.

Стоило Камилу скрыться за дверью, как Ширку обратился ко мне:

— Мне показалось, что Камил фантазировал, когда говорил, что вы помолвлены?

Бессмысленно было лгать в этой ситуации.

— Вы правы, он считал, что это поможет нам получить вашу поддержку.

— М-м… что ж, я ценю твою искренность. Я должен еще кое о чем спросить тебя. Камил говорил о своем участии в каких-нибудь делах: нелегальных или компрометирующих его?

— Честно говоря, да. Но я знаю, что сутенерство и наркотики были придуманы, чтобы скрыть незаконный ввоз оружия для Курдской рабочей партии.

Ширку рассмеялся, а потом тяжело задышал и раскашлялся:

— Для Курдской рабочей партии! И такая умная женщина, как ты, поверила?

— Эта идея понравилась мне больше, чем другие.

— Дорогая мисс Касл, Камил не занят ничем другим, кроме управления маленькой и не очень успешной фабрикой по производству и продаже дешевой одежды, которую в основном носят женщины, живущие на пособия по социальному обеспечению или по бедности.

Наконец я все поняла. Ввоз оружия был прикрытием для наркотиков, которые отвлекали внимание от содержания проституток, которые маскировали тот факт, что Камил был просто неудачником в модном бизнесе и жил на подачки своего толстого дяди! Я почувствовала небольшой прилив симпатии к этому маленькому человеку, и мне еще больше захотелось, чтобы наш план удался.

— Камил — неплохой мальчик, — продолжал Ширку, шутливый тон исчез, его голос теперь звучал нежнее, — но его всегда смущало, что он торгует тряпками. Его двоюродный брат — мой сын — погиб, сражаясь против турецкой армии за свободу нашего народа. Камил считает, что на его месте должен был оказаться он. Думает, что семья презирает его зато, что не погиб как подобает мужчине. Но я могу сказать, что отдал бы все за то, лишь бы мой сын остался жив и здоров. Пусть бы он даже работал уборщиком в общественном туалете, но его нет, как нет и могилы, где я мог бы оплакивать его. — Глаза Ширку заблестели, но он улыбнулся. — Камил, заходи, нечего там топтаться! Дай мне аспирин.